Одиннадцать друзей Лафейсона (СИ)

В тот вечер я полностью осознал, что такое честь, отвага и умение правильно принимать решения. Вместо того, чтобы спасать богатенькие задницы орлеанцев, которые были готовы поубивать друг друга, стоя в длиннейшей пробке на автостраде, я отдал приказ на сбор жителей, у которых не было возможности покинуть город. Бедность - одна из огромнейших проблем в практически любой стране, но, честно сказать, об этом мало задумываешься, когда доход твоей семьи выше среднего. Нашему штабу удалось договориться с «Экспо Дистрик» на то, чтобы они предоставили нам стадион «Супердоум» в роли спасательного бункера, который был готов вместить в себя около восьмидесяти тысяч человек. Тогда нам удалось собрать около тридцати тысяч жителей Нового Орлеана, которые искали укрытие. Признаться, иногда мне до сих слышится шум гнущегося купола «Доума». Никто из нас не знал, доживем ли мы до утра или нет. Природа взбунтовалась не на шутку, сносила дома, выдирала с корнем деревья и проливала на землю галлоны воды. Пятая категория по шкале Саффера-Симпсона - это далеко не шутки. Волны под шесть метров, ветер более двухсот семидесяти километров в час – все это происходило за бетонными стенами здания, которое совершенно спокойно могло не выдержать натиска стихии и накрыть нас всех многотонным куполом, под которым мы искали защиты.

На следующее утро, когда все верующие и неверующие благодарили своих богов за спасение, рухнула защитная дамба. Вода с силой хлынула в город, уничтожая то, что не успела Катрина, так что единственным шансом на выживание были вертушки и лодки береговой охраны. Не знаю, гордиться мне или нет, но именно я был последним человеком, которого забрали из «Доума». Моя совесть не позволила бы поступить по-другому, и для меня это было что-то вроде обыкновенного порядка вещей, но, видимо, тот факт, что сержанта Тора Одинсона встретили аплодисментами, стали называть героем и тут же перевели в уорент-офицеры, раздул мою гордость, эго и самомнение до невероятных размеров.

Да, я всегда был верен своему отряду, своей команде, своей второй семье, никогда не позволял этим отмороженным парням рисковать своими жизнями без лишней надобности, но в то же время жадно желал славы и признания. После урагана отец в первый раз сказал, что он мной гордится. Я не слышал от него подобных слов ни разу за свою жизнь, а тут… В общем, на меня это повлияло словно наркотик, и я, уже гораздо больший безумец, чем прежде, начал брать задания, за которые не брался никто, и так продолжалось около трех лет. Три года ловли террористов, три года войны с Центральным Разведывательным Управлением, три года раскрытия заговоров, три года глобальных операций, три года с одними и теми же людьми, три года под защитой команды, которую я сам же для себя и вырастил. Нам не было равных, отряд был переведен в разряд альфа-ударной группы, мы жили, как короли, нас боялись и уважали, о нас говорили, повышали звания, и вот к 2008-ому году мне выписывают «золотую полосу». Молодой новоявленный офицер, лейтенант второго ранга, у которого за спиной стояло четырнадцать лучших друзей, отвязанных головорезов, гениальных техников, верных товарищей и просто отличнейших людей – вот он двадцатичетырехлетний я.

Юношеский максимализм совершенно не желал покидать меня - нужно было поднимать планку, нужно прыгнуть выше собственной головы, но это нереально, и я потерпел фиаско. Глупый и вздорный мальчишка в слишком высоком для своих годов звании! Я не ведал, что творю. Более того, у меня не хватило ума остановиться и понять все с самого начала. Конечно, каждой организации хочется иметь полторы дюжины первоклассных бойцов, готовых пойти на все и которые не будут задавать лишних вопросов.

Что же, операция, как мы ее окрестили «Охота на шамана», показала мне все, что только можно было узнать об армии Соединенных Штатов. Они тупо использовали нас, послав на верную гибель к “Новым Адвентистам Седьмого Дня”, сказав, что там не будет ничего сложного, что единственная наша задача вывести Миллера, ну и спасти заложников, если удастся. Да, я не выполнил приказ, собственноручно уничтожив «груз», который должен был доставить на базу невредимым, но по-другому поступить я не мог.

Меня судили, хотели лишить звания, выгнать из Военных Сил США с позором, сорвав погоны с плеч, дать срок более двадцати лет за нарушение приказа, но меня спасли. Перед самым последним слушанием, в мою дверь раздался стук, но когда я открыл, уже никого не было, а на полу лежал обычный почтовый и ничем неприметный конверт.