Одиннадцать видов одиночества

Мне лично этот рассказ казался отвратительным, Джоан тоже сомневалась в его достоинствах; тем не менее мы его отправили, и Берни был в восторге. И его жена Роуз, сказал он мне по телефону, тоже.

— Кстати, Боб, я зачем еще звоню: Роуз спрашивает, когда вы с супругой можете прийти к нам в гости. Ничего особенного; только мы четверо, просто выпьем и поболтаем. Вы же не против?

— Спасибо за приглашение, Берни. Конечно, мы не против, просто мне так сразу не сказать, когда мы сможем выбраться, — подождите минутку.

Я прикрыл трубку рукой и спешно обратился к Джоан в надежде, что она подскажет мне изящную отговорку.

Но ей хотелось пойти, и она тут же придумала удобный для всех вечер, и все было решено.

— Отлично, — сказала она, когда я повесил трубку. — Я рада, что мы идем. Мне кажется, они очень милые.

— Так, слушай. — И я направил указательный палец прямо ей в лицо. — Мы никуда не идем, если ты собираешься просидеть там весь вечер, рассказывая им, какие они «милые». Принцем-консортом при леди Благодетельнице, снисходящей до малых мира сего, я быть не собираюсь, об этом даже речи быть не может. Если ты хочешь превратить этот вечер в пикник для слуг, какие устраивают эти чертовы девицы из Беннингтона[28], то забудь об этом сразу. Ясно?

Тогда она спросила, не желаю ли я кое-что узнать, и, не дожидаясь моего ответа, высказала все, что думает. Сказала, что столько снобизма и желания унизить других она ни у кого в своей жизни больше не видела и что вообще я — самый большой сноб, жлоб и хам на свете.

И это было только начало: когда мы ехали в метро на эту чудесную вечеринку, мы уже почти не разговаривали; так что я был невыразимо благодарен Сильверам, что они, хотя сами ничего, кроме имбирного эля, не пили, для гостей все же выставили бутылку виски.

Жена Берни оказалась юркой женщиной на высоких каблуках, с широким поясом на платье и множеством заколок-невидимок в волосах; жутковатым вышколенным голосом телефонистки она демонстрировала умение держать себя в обществе («Здравствуйте. Как приятно вас видеть; пожалуйста, проходите; садитесь, пожалуйста; Берни, помоги скорее снять пальто»); неизвестно, кто это начал и что послужило поводом, но разговор сразу же получился неловким — речь зашла о политике. В тот год мы с Джоан никак не могли решить, голосовать нам за Трумэна, за Уоллеса или вообще не голосовать; Сильверы были за Дьюи[29]. Но еще больше наши нежные либеральные души страдали от того, что Роуз решила найти общую почву для общения, одну за другой рассказывая — с хорошо отработанным содроганием — мрачные истории о неминуемом страшном захвате этой части Бронкса цветными и пуэрто-риканскими элементами.

Но через некоторое время стало немного повеселее. Во-первых, им обоим очень понравилась Джоан — должен признать, что еще не встречал человека, которому бы она не понравилась, — а во-вторых, разговор вскоре перешел к тому чудесному факту, что они знают Уэйда Мэнли, а это, в свою очередь, повлекло за собой целую серию с гордостью рассказанных воспоминаний.

— При этом Берни никогда ничего у него не берет, не переживайте, — заверила нас Роуз. — Берни, расскажи, что ты сделал, когда он был у нас и ты сказал ему сесть и заткнуться. Так и сказал, правда! Он даже слегка толкнул его в грудь — это кинозвезду-то! — и сказал: «Да ладно тебе, Мэнни! Сядь и заткнись. Мы-то знаем, кто ты такой». Расскажи, Берни!

И Берни, задыхаясь от удовольствия, встал и разыграл для нас эту сцену.

— Ну мы просто дурачились, сами понимаете, — сказал он. — Но, в общем, дело было так. Я пихнул его таким вот манером, а потом сказал: «Да сядь уже и заткнись, Мэнни. Мы-то знаем, кто ты такой!»

— Так и было! Истинная правда! Столкнул его прямо вон в то кресло! Уэйда Мэнли!

Чуть позже, когда мы с Берни уселись поговорить по-мужски с бокалами в руках, а Роуз и Джоан уютно устроились на диванчике, Роуз уставилась на меня с кокетливым видом.

— Не хочу, чтобы у твоего мужа голова вскружилась, но знаешь, Джоани, что сказал Берни доктор Александр Корво? Берни, можно я ей расскажу?

— Расскажи, конечно! Выкладывай! — И Берни, схватив в одну руку бутылку имбирного эля, а в другую — бутылку виски, замахал ими в разные стороны, как бы показывая, что сегодня никаких секретов у нас друг от друга быть не может.

— Ладно, — сказала она. — Доктор Корво сказал, что твой муж — лучший автор из тех, какие у Берни вообще были.