Очередной пламенеющий кусок стропил обвалился в самое пекло, разметая огонь во все стороны. Гритта наконец-то отмерла и разразилась пронзительным, истошным визгом. Полымя уже так кипело, что грозило вот-вот заглотить и ее.
– Разрази тебя Осулар!
Я со всех ног бросилась к ней – быстрее, чем считала возможным. Здание к этому мгновению окончательно скрылось за языками пламени. Тени горожан так вытянулись от их сияния, будто оно жаждало оторвать души от тел. От девочки на его фоне остался один лишь силуэт.
Я на бегу подхватила тряпку и, набросив на плечи, прыгнула в корыто с водой – совсем, как оказалось, неглубокое. Боли от удара и не заметила. Корыто опрокинулось. Вскочив на ноги, я плотно закуталась в свою мокрую накидку.
– Гритта! – выкрикнула я в последний раз, устремляясь навстречу полыхающей топке.
И вот я обхватываю малышку, а бушующее пламя перед ней взметается еще выше.
– Все будет хорошо, – говорю я.
Гритта подняла на меня глаза, полные смертельного ужаса. По ее щекам катились слезы.
Того, что было дальше, я не видела – лишь услышала. Огненная пучина исторгла взрыв жара, что прокатил по моему телу, мгновенно прожигая и вспучивая кожу. Пламя заходило по мне зазубренными языками и лизало ее, отслаивало.
Я что есть мочи сжала зубы, чувствуя, как огонь нас обволок. Вся влага в один миг испарилась. Меня окутало неистово жгучим коконом и обдало насыщенным серным запахом; в носу тут же все пересохло, как в безводной пустыне. Горло сжалось.
Пламя стало для меня всем, пламя впивалось ногтями в пузырящуюся плоть, чая меня сломить. Последнее, что я помню, – как вылетаю из огненного вала под взрывной рык, от которого в ушах зазвенело, и как стискиваю в руках девочку.
Я с радостью канула в спасительный мрак. Рев пожара стих до гула, и откуда-то совсем издалека потянуло жженым мясом.
Глава сорок первая
Нора
Магия Минитрии разделяется на три вида:
Магия красок, порождающих чудеса в зависимости от цвета. Красный разжигает огонь и будит ярость, синий преисполняет гармонии – благодатью безмятежных вод.
Магия Хаара. Туман есть потенциал в чистом виде. Пряжа, из которой заклинатель претворяет нечто им замысленное.
Искусство. Искусство требует верха самоотдачи и утонченности. Лишь прирожденное дарование способно покорять сердца музыкой, всколыхивать войско танцем и вселять отвагу поэзией.
Я погружалась во тьму. Реальность пробивалась сквозь нее редкими проблесками, как сквозь источенное молью покрывало. Исступленная, в беспамятстве, я подняла глаза на грязные лица растущей толпы. Где-то навзрыд плакал ребенок.
Что это за люди?
Я чувствовала под своим телом чей-то хребет. Лошадиный? Вроде бы знакомо пахнуло конюшней, но примесь паленого душка запутывала.
Правая половина тела горела огнем. Лошадь стремглав неслась по полям, и тяжкие всхрапы выдавали, что она мчит на пределе сил.
Ритм заполошной скачки отдавался во мне едва ощутимыми толчками. Даже соскользнув с лошади и прокатившись по земле, я едва встрепенулаcь. Мягкая мокрая грязь обволокла меня прохладой, от которой жжение справа стало еще отчетливее.
– Нора! – донесся до меня далекий голос, узник беспредельной черноты.
Разум пребывал в горячечном бреду. Происходящее казалось сном. Чувства, прежде рисовавшие панораму мира единым ансамблем, рассыпались и зажили независимо от своих братьев и сестер.
Когда мы наконец-то остановились, я исторгла содержимое желудка на каменный пол. От жгучей кислоты горло свело спазмом. Только ее вони и недоставало этой кошмарной катавасии, этому вареву из несочетаемых ингредиентов.
Последний проблеск вырисовал склоненные надо мной белые силуэты – привидения, что явились скорбеть.
Их руки протянулись ко мне и завертели мое тело, раздевая и шаря везде, где заблагорассудится.
– Хватит. – Мои губы пересохли, слово прозвучало надтреснуто. Столь же надтреснутым ощущалось и осипшее, шершавое горло.
Тьма залатала в себе прорехи и так надолго со мной сдружилась, что мы, казалось, были неразлучны всю жизнь.
Далеко не сразу я опять стала выхватывать мелькающие лица и озабоченные голоса.
– Заражение… – донеслось из другого мира. – Нужно срочно…
Что ни на минуту меня не покидало, так это острая боль в боку – постоянный мой спутник в бездне онемения.
Лишь когда чувствительность стала возвращаться, когда поползли по телу иголочные укольчики, я поняла, что жива и не всегда прозябала в небытии.