Одиннадцатый цикл

– Вы не местные?

– Не-а, – ответил ближайший.

Оба на первый взгляд совершенно ничем не выделялись: обычного вида, за сорок, один с грубой щетиной, другой – длиннолицый и жилистый.

Дея почувствовала недоброе и зарычала.

– Нора, Нетленное пламя, Сумеречная птица, Симург… Как тебя за короткую службу только не обозвали, – произнес щетинистый, с издевкой нарочно растягивая слова.

Я в порыве отчаяния швырнула ему в голову костыль, но мужчина без труда увернулся – а я без опоры тут же завалилась по инерции вперед. Им и пальцем шевелить не пришлось, только расступиться.

Дея залаяла на них. Я молилась, чтобы кто-нибудь услышал, пришел на помощь, но весь город сейчас молился в церкви, не представляя, что делается снаружи.

– Заткни псину! – гаркнул щетинистый напарнику.

Длиннолицый подступил к ней, но как-то боязливо.

– Ты же знаешь, я собак… недолюбливаю.

Улучив миг, я лежа рванулась к костылю и ударила первому в коленку, но вышло слишком неуклюже. На втором замахе он перехватил и сломал надвое мое единственное средство передвижения. Странное чувство. Будто уже третьей конечностью меньше.

Дея не унималась.

– Денни, сказано заткни, пока не услыхали! – Щетинистый насел на меня. Я в этот момент безуспешно пыталась уползти на левых руке и ноге.

По звукам, Денни все же собрался и подошел к Дее – та уже вовсю заливалась лаем. Раздался знакомый влажный шлепок клинка о плоть – видимо, у мерзавца нож, – и собака слабо заскулила.

Я обрушивала на их головы немыслимую брань из глубин своего дикого существа. Насевший зажал мне рот рукой, но я ее до крови прокусила, будто в меня вселился дух Деи.

– Ах ты, сука! – Щетинистый отдернул окровавленную ладонь.

– Я вас прикончу!

Они рассмеялись.

– Да ну? Как?

От внезапного удара в глазах потемнело. Его же хватило, чтобы содержимое желудка исторглось на снег и частью размазалось по подбородку.

Оба вновь засмеялись.

– Великая Симург, тоже мне! Разговоров‑то было!

Сзади меня вдруг схватили за платье и разорвали его надвое.

– Нет, не надо! Умоляю!

Мерзавец просто вдавил мое лицо в изрыгнутую жижу и с хохотом продолжил свое, по крупице лишая меня последней гордости, низводя до чего-то даже хуже рвоты под щекой. Мой разум рвался на ошметки, растягивался.

Слезы покатились сами по себе – их было нечем сдержать. Не брызнули под напором скорби, а медленно заструились по щекам.

К вихрю чувств и ощущений примешивался холод. Разум уже погружался в оцепенение, утопая все глубже и глубже во мраке.

Я утратила власть над телом и как будто наблюдала за всем процессом со стороны, пока с меня беспрепятственно срывали одежду.

– Ух я с твоей дырочкой побалуюсь! – садистски усмехался мужчина.

– Быстрее, Реган! Я тоже хочу!

– Нечего меня понукать, Денни! – оскалился Реган.

Я не брыкалась, не выворачивалась. Не принадлежала себе.

Откуда-то издалека смутно чувствовалось, как по ноге поднимаются пальцы и заползают в промежность.

Сознание окончательно отпустило поводья и уползло в щель. Мир затуманился. Я практически не чувствовала, как Реган шарит пальцами у меня между ног. Кто-то плюнул.

– Ничего-ничего, капитан. Раньше людям служила и теперь послужишь.

Я разрыдалась – безудержными, но не своими слезами. Снег объял мое тело, впитывая лужу желчи и полупереваренную еду, которая уже посерела. Запах ее доносился как будто из неподвластных взору далей.

Член раздвинул стенки и вошел меня, отчего слезы побежали еще сильнее. Боль перемешивалась со стыдом. Я уже почти не воспринимала происходящее. Реган кряхтел, наваливаясь, тазом пихал меня вперед, а лицо вжимал в снег. Кожа шлепала о кожу.

– А так даже лучше! Натурально лучше! Тебе лишние ноги-руки вообще не нужны!

От глубинного и отчаянного страха у меня прорезался голос.

– Прошу, хватит! Не надо! – Слова вырвались из нутра не менее чужеродными и далекими.

– Он хотел тебя прикончить, но так ему понравится намного больше!

Оба залились хохотом. Чем дальше разум забивался во тьму в надежде защититься от этого зверства, тем, казалось, жаднее Денни и Реган впивают дух разврата, наслаждаясь моими муками, как самым сладким нектаром.

Пока один меня насиловал, второй вонзил нож мне чуть пониже локтя. Пахнуло кровью, и руку выжгло нестерпимой болью.

– Хватит! – стонала я.

Как бы не так! Лезвие пилило мышцы, скребло по костям, заставляя завывать так, что кровь стыла.

– Да захлопнись, потаскуха вшивая!

И вновь мою голову вдавили в заблеванный снег. От моего испуганного дыхания кислая желчь пузырилась и с каждым вздохом залетала обратно в горло, обжигая. От тяжких, нескончаемых толчков сзади уже все ныло и горело. Потуги стенать кончались тем, что я только сильнее давилась рвотой.

Унижение, боль, прочие напоминания об этом зверстве будут еще долго меня преследовать – и помешать я бессильна.

Понемногу меня разрывали на бесформенные лоскуты, покуда от Норы не осталось ничего.