Одиночество дипломата

Население Ричмонда заметно выросло. Среди новых жителей были подрядчики, торговцы, маркитанты, чиновники, искатели должностей и выгодных заказов, журналисты, отчаянные контрабандисты, прорывавшиеся в страну через кольцо морской блокады. И с каждым месяцем на улицах города появлялось все больше людей на костылях, в бинтах, с пустыми рукавами, на деревянных протезах.

От года к году тяготы войны и морской блокады все более давали о себе знать. Бумажные деньги, выпускаемые Конфедерацией, катастрофически обесценивались; к концу 1863 года за бумажный доллар Дикси давали всего пять центов. Цены на все поднялись чрезвычайно. В Ричмонде исчезли спички, керосин, свечи. Вместо керосина жгли сильно коптящее масло из семян хлопка. Мыло стало недосягаемой роскошью. Мясо мулов считалось деликатесом. В качестве заменителя кофе использовали смесь молотых желудей, цикория и корней одуванчика. Письма на фронт отправлялись на оторванных от стен кусках обоев. В чернильницы наливали отвар коры дуба.

Изменился не только облик города, но и внешний вид его жителей, сменивших наряды на домотканые и перелицованные одежды. Теплые вещи стоили так дорого, что ричмондцы, стремясь защититься от зимних пронизывающих ветров, утеплялись накидками из ковровых кусков или старых тряпок. На улицах казалось, что все несут пакеты. В Ричмонде появилось множество распродаж, куда горожане, чтобы прокормить себя, несли свои вещи.

Уютная и размеренная довоенная жизнь ушла в далекое прошлое. Леди-южанки пошли работать сиделками в госпиталях и заменили ушедших на фронт мужей на ткацком производстве и мукомольных фабриках. В марте 1863 года во время взрыва на ричмондской пороховой мануфактуре большинство из шестидесяти девяти убитых составили женщины. За несколько недель производство восстановили и на место погибших пришли новые южанки.

И все же Юг оставался Югом. Невзирая на тяготы войны и блокады страна Дикси старалась сохранять свои обычаи, одним из которых были традиционные балы. Современники прозвали их «голодными балами», ибо на таких приемах не было ни угощения, ни знаменитых мятных коктейлей Дикси, а подавали лишь воду в бокалах. Сюда приходили бывшие модницы, теперь — в перешитых старых платьях, днем закрывавшие в госпиталях глаза покойникам. И здесь были раненые офицеры с фронта, ходившие в смертельные штыковые атаки. Но «голодные балы» вновь превращали их в леди и джентльменов, ибо Юг жил и боролся, и ничто не могло поколебать его традиций.

Вечно занятый глава внешнеполитического ведомства не участвовал в публичных мероприятиях, но считал своим долгом посещать такие балы. В мемуарах Варины Дэвис сохранилась сценка, случившаяся на одном из столичных приемов. Среди гостей оказалась юная девушка, почти ровесница дочери Бенджамина, которая со смущением обнаружила, что ее платье излишне декольтировано. С трудом скрывая свои расстроенные чувства, дебютантка бала удалилась в угол и не принимала участия в танцах. Подметивший конфуз Бенджамин невзначай подсел к ней и завел светский разговор. Когда беседа стала непринужденной, Иуда заметил: «Какое прекрасное на вас платье. Вряд ли что-либо можно улучшить в таком великолепном наряде». Вскоре государственный секретарь получил у юной леди разрешение на танец.

На Севере война обогатила тысячи спекулянтов и биржевиков, подрядчиков и посредников, банкиров и контрабандистов. Нью-Йоркские отели, театры, ювелирные магазины и салоны мод перекрывали все рекорды выручки. Импорт бриллиантов превысил два миллиона долларов в год. Именно в это время сколачивалась основа многомиллионных состояний новой прослойки американского общества, захватившей контроль над экономикой после Гражданской войны. На авансцену истории вышли короли угля и стали, владельцы мощных предприятий, пароходных и железнодорожных компаний.

По обе стороны фронта простые американцы несли на себе основное бремя затянувшейся войны. В столице Юга и вокруг нее бурлило море человеческих страстей. Одна из ричмондских газет писала: «Все политики, вокруг которых вертится вся эта война, — или янки, или иностранцы, или евреи». Обвинять инородцев в бедствиях войны было легче, чем смотреть правде в глаза. Все спекулянты именовались евреями, а рост цен и девальвация конфедеративных денег порождали новую волну антисемитизма. Конгрессмен Генри Фут, бывший губернатор Миссисипи, метал громы и молнии в ричмондском Капитолии: «Скоро все наше богатство окажется в руках еврейских Шейлоков». Он называл Бенджамина «еврейским кукловодом за спиной Дэвиса» и стал известен своим предложением запретить евреям жить в радиусе 12 миль от столицы Юга.