Одиночество дипломата

Философский смысл булгаковской дьяволиады исследовал П. Палиевский: «Заметим: нигде не прикоснулся Воланд, булгаковский князь тьмы, к тому, кто сознает честь, живет ею и наступает… Работа его разрушительна — но только среди совершившегося уже распада». А. Эткинд отмечал, что эпиграф к «Мастеру и Маргарите» повторяет цитату из «Фауста» Гете, которую Буллит и Фрейд использовали в предисловии к биографии Вудро Вильсона: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».

Сменивший Буллита на должности посла США Джозеф Э. Дэвис являл собой полную противоположность импульсивному и артистичному филадельфийцу. Он был старым знакомым Рузвельта, его соседом и партнером по игре в гольф. У Дэвиса не было ни специальных знаний по Советской России, ни опыта дипломатической службы. Президент разъяснил удивленному другу Биллу, что Марджори М. Дэвис (наследница продуктовой империи, одна из самых богатых женщин Америки) является давним патроном Демократической партии, и ей хочется быть женой посла.

Джордж Кеннан писал: «Президент не мог придумать ничего более оскорбительного для нас, чем подобное назначение». По мнению другого сотрудника посольства Ч. Болена, Дэвис был «высокомерно несведущ даже в самых элементарных реалиях советской системы» и «сохранял решимость, вероятно учитывая неудачу Буллита, оставаться на платформе безрассудного, слепого оптимизма». Новый посол предпочитал не совещаться с аналитиками в закрытых кабинетах, а давать пространные интервью в газетах, благожелательно освещая политику советского руководства. Среди его «открытий» было и такое: коллективизация привела к тому, что в советских колхозах даже появились крестьяне-миллионеры.

Буллит писал, что «русские люди живут в страхе ночного стука в дверь». Джозеф Дэвис докладывал президенту, что сталинская конституция полностью обеспечивает гражданские и религиозные свободы. В прошлом известный адвокат он утверждал, что московские процессы «троцкистско-бухаринских шпионов» были справедливы и очистили Советский Союз от «пятой колонны». Посетив сталинские суды-спектакли в Колонном зале Дома Союзов, посол описывал обвинителя Вышинского как «спокойного, бесстрастного интеллектуала, искусного и мудрого», чьи методы «завоевали мое уважение и восхищение как юриста».

Привилегии, которыми пользовались супруги Дэвис, не шли ни в какое сравнение с образом жизни «аристократа» Буллита. Товарищ Сталин разрешил держать личную яхту дипломатической четы в ленинградской гавани. По субботам и воскресеньям «Морское облако», в то время крупнейшая в мире яхта, более ста метров в длину, с экипажем в 60 человек, выходила в Финский залив под защитой отряда чекистов. Советская власть позволила супругам Дэвис скупать по сходной цене большое количество редких произведений русского искусства из запасников музеев: церковные сокровища, изделия Фаберже и даже венчальную корону последней российской императрицы. Глава правительства Молотов лично присылал в посольство «подарки» огромной художественной ценности. Результатом такой советско-американской дружбы стало самое крупное в Новом Свете собрание русского искусства в имении Дэвисов под Вашингтоном. Посол в США А. Громыко вспоминал: «Здесь мы увидели уникальную мебель, атрибуты будуаров русских императриц, золотую посуду — вещи баснословной цены. Все это находилось в так называемой Русской избе, расположенной вблизи особняка и напоминавшей что-то среднее между музеем и складом драгоценностей».

Американской дипломатической чете не жилось спокойно в особняке миллионщика Второва. Рассказывали, что по ночам Марджори Дэвис просыпалась: ей чудились выстрелы в подвале рядом стоящего дома. Но посол успокаивал жену: это не выстрелы — в Москве строят метро, рабочие забивают сваи.

В апреле 1937 года Михаила Булгакова вновь приглашали на костюмированный бал, который давала дочь нового американского посла. Он не поехал, сославшись на отсутствие костюма. Измотанный испытаниями и ослабевший от смертельной болезни Булгаков решился писать пьесу «Батум» о молодых годах Иосифа Джугашвили. МХАТ даже отправил писателя в творческую командировку на Кавказ. Едва поезд отъехал от Москвы, как проводница принесла телеграмму с приказом вернуться. Главный герой пьесы, уже одобренной в Комитете по делам искусств, неожиданно высказался против ее постановки. Запрет осенью 1939 года этой пьесы оказался последним, смертельным ударом по писателю. Вождь к тому времени был занят другой, более важной «постановкой» — кроил с Гитлером карту Европы.

Воланд, загадочный иностранец, посетивший Москву в разгар социалистического строительства, с грустью убедился, что человечество не переменилось к лучшему. Бросив прощальный взгляд с Воробьевых гор, он навсегда исчез из этого города, оставив Мастера и Маргариту в одиночестве, где Мастер сможет дописывать свой последний роман все оставшееся в его распоряжении время. Роман, который переживет время и безвестность.