Одиночество дипломата

В нацистской Вене из 120 психоаналитиков осталось четверо, включая самого Фрейда. Он не хотел эмигрировать, как его коллеги, несмотря на уговоры семьи и друзей. «Нация, которая родила Гете, — говорил Фрейд Буллиту — не может так испортиться». Тем временем на Берггассе, 19 явились нацистские молодчики с повестками. Они рылись в кабинете доктора: выдвигали ящики, обшарили письменный стол, разворошили библиотеку. Другие в это время с усмешкой рылись в белье дочерей. Профессор выдержал испытание с олимпийским спокойствием. Но это была лишь легкая разминка перед дальнейшим унижением. Люди в форме и штатском явились вновь, начали описывать «еврейское имущество» и понемногу вывозить самое ценное — картины, мебель, коллекцию античных древностей. Профессор же продолжал твердить домашним: «Им не нужен больной старик. Я еврей, но в данном случае это не важно».

Писатель Эдмунд де Вааль рассказывал историю своей семьи: «По всей Вене взламывают двери, и дети прячутся за родителей, под кровати, в шкафы — куда угодно, лишь бы укрыться от шума и не слышать, как арестовывают, бьют и заталкивают в грузовики отцов и братьев, как оскорбляют матерей и сестер». Драматург Карл Цукмайер был непосредственным свидетелем «ариизации» Вены: «Жизнь в городе превратилась в кошмарное полотно Иеронимуса Босха, воздух непрестанно сотрясали истерические вопли, вырывавшиеся из глоток обезумевшей от дикой торжествующей злобы черни».

Рассказывали, что Гитлеру на то, чтобы добраться от родного Линца до Вены потребовалось целых шесть часов: мешали восторженные толпы с цветами и пением германского гимна. Люди тянулись к машине, чтобы ее потрогать, словно это была религиозная святыня. Кардинал Вены заранее распорядился, чтобы по всей Австрии зазвонили колокола. Капеллан маленькой английской церкви в Вене крестил евреев: многие надеялись спастись, переменив веру. У церкви выросла очередь, и капеллан, помогая отчаявшимся людям, сократил время христианского таинства до минимума.

Многие из тех, кто не мог бежать, — а также некоторые уехавшие, кто не смог приспособиться к «новому порядку», — сводили счеты с жизнью. В австрийской столице это приобрело масштабы эпидемии. Лечащий врач Макс Шур передал Фрейду слова старшей дочери Анны: «Не лучше ли нам всем убить себя?» «Зачем? — сказал в ответ Фрейд. — Потому что они бы этого хотели?»

Лишь когда Анну увезли на допрос в гестапо, профессор сдался. Билл Буллит развил активную деятельность по спасению Фрейда, подключив к ней самого Рузвельта и государственный департамент. Немецкого посла вызвали в Белый дом для беседы. Через Берлин, Вену, Париж, Рим — по всем дипломатическим каналам нацистам давали понять, что последствия ареста Фрейда будут весьма серьезными. Европейское светило опекал американский поверенный в Вене Джонс. Но Соединенные Штаты находились слишком далеко.

Бывший почетный гражданин Вены Зигмунд Фрейд не мог эмигрировать без аудита всего имущества и уплаты налога на выезд из страны. Без этого ни Буллит, ни сам Франклин Рузвельт не добились бы милости у нацистов. При этом квартира ученого, его вещи и счета уже были конфискованы. Фрейд писал родственникам: «Мы стоим в дверях, как человек, который хочет выйти из комнаты, но обнаруживает, что его пиджак прищемили». В дело вступила одна из учениц Фрейда, греческая и датская принцесса Мари Бонапарт (внучатая племянница Наполеона). Благодаря принцессе удалось организовать провоз части личных вещей семьи профессора в дипломатическом багаже греческого посольства. Мари Бонапарт также внесла за учителя необходимый выкуп.

Перед выездом доктор должен был подписать предусмотренный формой документ: «Я, профессор Зигмунд Фрейд, подтверждаю, что после присоединения Австрии к немецкому Рейху власти обходилось со мной со всем уважением и вниманием, положенным моей научной репутации». Ставя свою подпись, Фрейд спросил: «Нельзя ли к этому добавить, что я могу каждому сердечно рекомендовать гестапо?»

Вечером 4 июня 1938 года ученый с семьей в сопровождении членов дипломатической миссии США в Вене отправился на вокзал Вестбанхоф. Через двенадцать часов «Восточный экспресс» пересек границу с Францией. «Я хочу умереть свободным», — говорил в те дни Фрейд. Четыре его престарелые сестры решили остаться в Вене. Их след теряется в нацистских лагерях смерти.

Уильям Буллит и Мари Бонапарт встречали профессора на парижском вокзале Сен-Лазар на специально расстеленной красной ковровой дорожке. Фрейд прослезился. Усилия этих двух людей подарили венскому доктору один год жизни. Зигмунд Фрейд перебрался в Англию, где смог завершить работу над своей последней книгой «Моисей и монотеизм». Буллит навестил его в Лондоне, и соавторы в последний раз обсудили поправки к тексту биографии Вудро Вильсона. Фрейд и Буллит также условились, что откровенный психологический анализ личности Вильсона не должен увидеть свет при жизни вдовы президента.