Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

Клюзнер говорил очень много, я не все понимал, не был, как это часто у меня бывает, сосредоточен. О религии, об истории христианства, о том, что, возможно, не евреи породили единобожие, а хетты (Авраам выводил пастухов-евреев из города Ур, который находился на более высоком культурном уровне).

Интересно и о государстве Израиль. Он сказал:

– Когда оно было организовано, я понял, что история повторится. Это будет то, из-за чего опять сотрясется мир. Уже не крестовые походы их ждут, а иное, более страшное.

12.7.70. К Гору пришел Гранин.

– Значит, ему что-то нужно. Как правило, это вопрос.

Так и было.

– Скажите, Г. С., зависит ли образование от нравственности?

– Скорее, если и зависит, то в обратную сторону. Человек не может развиваться односторонне. Если это происходит, если в нем превалирует один интерес, это идет за счет ущерба нравственности.

5.8.70. Взял у Гора К. Леонтьева[231], хочу понять, что это такое. Читаю статью «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения».

14.8.70. Были с Карасиком[232] у Бурсова и у Гора. Опять Достоевский.

Гор рассказал:

– Немцы – гестапо – хотели расстрелять родственницу Достоевского. Она закричала: «Достоевский!» – и это остановило приказ, ее оставили жить.

8.9.70. Гор сказал:

– В Фальке[233] много французского и еврейского.

Я:

– Что вы считаете еврейским?

– Грусть. Вот Левитан. Разве это русская грусть?

Открылась выставка Пахомова[234]. Гор ему написал, что ставит его выше «Бубнового валета» и даже Фалька.

Это, сказал он, очень русское явление, очень современное.

Показал ответ Пахомова. «Мне говорили, что рота идет в ногу, а я не в ногу, и я оставил живопись».

Графика Пахомова ничтожна, говорит Гор.

26.10.70. Мне иногда кажется, что я очень правильно живу, слит с миром – потому что я врач. Вчера застали мертвую старуху, врач видела, что она мертва, почти извинялась, что зря вызвала. А мы ее оживили.

Увлеченно читаю книгу о философии дзен…

Гор сказал:

– Я думал о вас. По доброте своей вы можете стать дзен-философом, но вам мешает активность…

Я думаю, активная доброта лучше созерцания. Хотя дзен за созерцание, за поиски в себе Будды.

Гор сказал о Ван-Гоге:

– Он слишком активен. Зря его причислили к дзен-буддизму.

17.1.71. Был у Гора в Комарово. Гор сказал:

– Гоголь неразгадан. Если о Достоевском понятно все, то Г. все еще непонятен. Этот писатель предсказал будущее. Вот что главное.

Сказал:

– Были гениальные статьи Ремизова, Мережковского.

Нужно поглядеть.

14.2.71. Прочел небольшую повесть Гора «Рисунок Дороткана»[235]. Удивительный духовный мир детства. Детства, уже оцененного пожилым человеком, умудренным опытом и философией мира. После этой вещи считаю Гора самым крупным писателем у нас, хотя ясно, что он идет за Набоковым, как и Катаев в «Святом колодце». Но – в отличие от Катаева – это мир большей духовности, большей неожиданности. Это мир живописи, где время и пространство встретились и соединились.

Ритм прозы его удивительный, хотя, странно, запятых он не признает.

Впечатление, что я побывал на симфоническом концерте. Удивительны, кстати, и характеры людей – мальчика-рассказчика, Алешки, прагматика, его друга, Офицера, тетки-революционерки. И, самое острое, злого-гимназиста-меньшевика, покончившего жизнь самоубийством.

Ах, как бы я хотел иметь эту книгу изданной, в ней Гор с нашими летними разговорами, с его философией жизни, с его детскостью и мудростью одновременно.

25.2.71. Пишу лежа в кровати. Пришел из Дома писателей с обсуждения повести «Анастасия» Аленник Энны Михайловны[236].

Еще не читал книги, но все оценили ее как крупное событие.

Сама Энна Михайловна – женщина лет 55, с желтоватым, но приятным лицом. Еврейка, но мало похожа на еврейку. Пока молчала, очень нравилась мне, но когда заговорила, обаяние уменьшилось, слишком уж выраженная артикуляция.

Выступали прекрасно.

Гор сказал, что люди не всегда современники. Не физическое и не историческое время тут нужно понимать, а эмоционально-психологическое. (Мы все не соответствуем этому времени – кто отстал, кто опередил. Страшны те, кто соответствует. Это прагматики и демагоги.)

Интересно говорила Т. Хмельницкая[237]. Смотрела куда-то вглубь себя, была напряжена. Считает, что роман о религиозности, о свободном веровании.

Гор чуть раньше говорил о двух направлениях в современной литературе. Направление Андрея Платонова – духовное начало, Бабеля и Олеши – материальное.

Рабле, сказал Гор, не мог появиться в России. Бабель и Олеша – не русское явление. В «Анастасии» больше духовное начало. Там же, где бытие, духовность уступают место быту, там снижается ценность книги.

В заключение Аленник сказала, что она «против всех богов, с которыми нельзя спорить, и против тех, которые на нас давят».

Дар[238] – маленький, косноязычный, шумный еврей – кричал:

– Я был против романа. Это безнравственно – бороться с религией, если у нее, религии, нет права защищаться.