Одиночество Мередит

Она выглядела иначе. Волосы стали короче, с заметной сединой, и я не узнала ее очки. Одета она была в стеганую парку с огромным меховым капюшоном, фирменную футболку-поло из ее супермаркета, джинсы и ботинки на шнуровке. Щеки пылали: то ли от волнения, то ли от ледяного ветра. Сумки не было, руки засунуты в карманы.

Это была она. Моя сестра. На пороге моего дома.

Я продолжала смотреть, вынуждая ее нарушить молчание.

— Я… прости… Я не знала… — Она откашлялась. — Не знала, что делать. Вообще-то, я даже не знала, что приеду. Просто проснулась сегодня и решила, что пора. Приехала прямо с работы.

Я по-прежнему молчала. Но открыла дверь пошире и сделала шаг назад, чтобы впустить ее.

В полной тишине мы прошли на кухню, никто из нас не осмеливался начать разговор. Я включила чайник и достала чайные пакетики. Стоя к ней спиной, я физически ощущала ее присутствие. Опять задышала, пытаясь выдохнуть боль, скопившуюся за эти три года.

— Я ушла от него, — сказала она наконец.

Я крепче сжала заварочный чайник, выжидая несколько секунд, прежде чем снять крышку и залить в него кипяток. Я делала то, что умею делать прекрасно, что не смогла бы испортить. Достала две кружки, молоко из холодильника, сахар, чайные ложки.

— Тебе как обычно? — спросила я, оборачиваясь к ней.

— Что? — Она смотрела непонимающе.

— С сахаром?

Как будто то, как она пьет чай, было важнее того факта, что она только что ушла от мужа, с которым прожила шестнадцать лет.

— Один кусочек.

Протягивая ей кружку, я заметила у нее на пальце обручальное кольцо.

— Все еще носишь кольцо? — Мой вопрос прозвучал как обвинение.

— Я пока не готова его снять, — тихо ответила она. — Но я ушла от него. Съехала неделю назад.

— Почему? После стольких лет? Почему именно сейчас? Почему не тогда?

В мозг ворвалось воспоминание: мои бедра, с силой прижатые к раковине, пивная отрыжка, нестройные звуки фортепиано из другой части дома. Я сжала кулак и впилась ногтями в ладонь, чтобы вернуться в настоящее.

Фиона сделала глоток и поморщилась — чай был еще слишком горячий. Думаю, она ждала, что я сяду за стол первой. Раньше она бы сама села не задумываясь: сестре ни к чему церемонии. Но наша близость давно осталась в прошлом. И мне не хотелось садиться. Я чувствовала себя на удивление уверенно, стоя в тапочках посреди кухни и ожидая, когда она посмотрит мне в глаза. Когда заговорит.

Ее спас звонок в дверь.

— Это курьер из «Теско», — сказала она.

— Почему? — снова спросила я.

Покупки я раскладывала по местам без обычного усердия. Запихнула целую курицу в и без того переполненную морозильную камеру, рассеянно поставила консервные банки не на ту полку.

— Он мерзавец.

— Неужели, — пробормотала я себе под нос.

— Мне понадобилось слишком много времени, чтобы увидеть его истинное лицо. Прости, Мередит. Я… я не могу объяснить. Как будто он… подчинил меня себе, понимаешь? У него была такая власть надо мной, и мне потребовались годы, чтобы все понять. Прости меня.

Я долго ждала этих слов. Двух слов, которые могут означать все или ничего. Не знаю, что должно было произойти после, что я должна была почувствовать. В тот момент ничего не изменилось.

Фред, мурлыча, потерся о мою ногу. Я кожей ощутила прикосновение его пушистого хвоста. Мне хотелось взять его на руки, пойти в гостиную и включить старый фильм, который я видела тысячу раз. Хотелось, чтобы Фи ушла, забрав свои извинения.

— Прости меня, — снова сказала она.

— Сядь. — Я сгребла со стола фрагменты вокзала Антверпен-Центральный обратно в коробку. Закрыла крышкой и отодвинула подальше, на другую сторону стола.

Мы сидели друг напротив друга, пили чай и чего-то ждали. Всякий раз при взгляде на нее мне приходилось отводить глаза, чтобы боль не пронзила меня как молния.

— Мередит, прости меня.

— Перестань твердить одно и то же.

— Я не знаю, что еще сказать. Если это что-то изменит, моя жизнь — полное дерьмо и…

— Дело не только в тебе, Фиона, — резко оборвала я.

Она выглядела абсолютно потерянной, но мне было все равно. Я хотела, чтобы мои слова ранили ее так же, как меня — ее молчание.

— Я предпочла поверить ему, а не тебе. Так было проще. Не знаю, как я могу загладить свою вину. Если, конечно, ты вообще этого хочешь.

— Не знаю, — честно ответила я. Посмотрела на свои пальцы, длинные и тонкие, обхватившие кружку. — До сих пор не понимаю, почему ты пришла. Что изменилось?

Когда я наконец подняла глаза, у нее по щекам текли слезы.

— Я опять потеряла ребенка.

— Господи, Фи… — прошептала я и поразилась тому, что, несмотря на всю боль, меня вдруг накрыла волна мучительной любви.

Нам было двадцать четыре и двадцать пять, и мы считали себя очень взрослыми. Но были еще совсем детьми.

Тогда я провела наедине с Лукасом больше всего времени — мы сидели в стерильной больничной приемной, пока моя сестра истекала кровью в коридоре. В тот день она была в первую очередь моей сестрой, и только потом — его женой.

— Расскажи еще раз, что произошло, — потребовала я.

Он оторвался от телефона и поднял на меня ледяной взгляд.