— Знаешь, она и со мной ужасно обращалась, — сказала Фи.
Я отнесла пустые тарелки в раковину и открыла кран. По забору на заднем дворе прыгала крошечная коричневая птичка. Я наблюдала за ее беззаботным танцем.
— Мередит.
— Это не соревнование, Фи.
— А я и не пытаюсь устроить соревнование. Я просто хочу, чтобы ты знала, что не тебе одной доставалось. В смысле она не ненавидела тебя больше, чем меня, или что-то в этом роде. — Она встала рядом у раковины и взяла кухонное полотенце. — Давай я вытру.
Я протянула ей мокрую тарелку:
— Не помню, чтобы она вела себя с тобой так же подло.
— В твое отсутствие все было гораздо хуже.
— Логично. — Я выключила кран и перевела взгляд на нее. — Прости, если так.
— Тебе не за что просить прощения. Что ты могла с этим поделать?
— Не знаю. Но ты могла бы мне сказать.
— Мне не хотелось, чтобы ты знала. Я думала, лучше ты будешь верить, что хотя бы одна из нас имеет над ней какую-то власть. — Она потянулась к моей руке, и я ощутила быстрое легкое касание. — Сейчас думаю, что надо было тебе сказать. Наверное, я так пыталась тебя защитить. Глупо, конечно.
— Мы были совсем юные. И не могли во всем этом разобраться.
Мы помолчали, позволяя моим словам приблизить нас друг к другу после десятилетий недосказанности.
— Я знаю. Но все-таки…
Она смотрела в окно, губы ее были плотно сжаты. Крошечная коричневая птичка исчезла. Там не осталось ни малейшего дыхания жизни.
Кажется, мы простояли так очень долго. Держались за руки, хотя я даже не заметила, чья это была инициатива.
— Не знаю, что сказать, Мер.
— Я тоже. Еще по кусочку торта?
Я отпустила ее пальцы и потянулась через стойку, чтобы включить радио. Кухню заполнила жизнерадостная музыка.
Под звуки «Битлз» мы снова стали есть торт. Я вспомнила свою детскую мечту поехать в Ливерпуль и найти отца. Мечта угасла, как только я стала достаточно взрослой, чтобы понять: прежде чем у меня появится возможность куда-то поехать, пройдут годы. А к тому времени, как возможность появилась, мы не виделись с ним уже так долго, что я даже сомневалась, существовал ли он вообще.
Час спустя я махала сестре на прощание с края садовой дорожки. Мы не общались три года, но казалось, будто наша разлука длилась целую жизнь. Переживая одни и те же трудности, мы шли каждая своей дорогой. Сейчас, за чаем и тортом, мы заглянули в наше прошлое, но лишь скользнули взглядом по его поверхности. Я не знала, до каких глубин нам удастся когда-нибудь добраться. Но пока этого было достаточно.
День 1420
Суббота,
Я стояла в дверях спальни и смотрела на лежащий на кровати комбинезон с высоким горлом, но глубоким вырезом на спине — придется обойтись без лифчика. В теле ощущалась странная дрожь. Радостное возбуждение или мандраж? Продемонстрировать спину всему миру — ну, как минимум ближайшим друзьям и родственникам Селесты — лишь один из множества огромных шагов, которые мне предстояло сделать. Но я чувствовала в себе достаточно смелости.
У меня был выбор между черным, темно-зеленым и фиолетовым. Инстинкт подсказывал брать черный, но я решила испытать судьбу и в последнюю минуту остановилась на фиолетовом. Красивый оттенок, в нем больше синего, чем красного. Напоминает спелую сливу. Длинные рукава и крошечные атласные пуговички на манжетах. Слегка расклешенные брюки, достаточно длинные, чтобы носить с ними каблуки, но не настолько, чтобы подметать ими пол. Я примерила его сразу, как получила, еще и с новыми босоножками. Фред ходил за мной по всему дому, поднимался и спускался по лестнице, садился и вставал, тянулся и пригибался. Но неизменно держался на безопасном расстоянии, как будто понимал, что кошачья шерсть на новом комбинезоне вряд ли кому-то понравится.
— Это важно, — сказала я ему. — Я должна быть уверена, что в этот вечер у меня не будет никаких конфузов с одеждой. Не хватало еще такого позорища.
Собираться было рано, поэтому я сосредоточилась на подарке для Селесты. Я купила ей набор для каллиграфии: ручку с мраморным покрытием, деревянный держатель, сменные перья разной ширины и восемь маленьких пузырьков разноцветной туши.
Я завернула коробку в бумагу цвета летнего неба, а широкую ленту из органзы завязала большим бантом.
У меня долго не получалось выбрать открытку на тридцатилетие: все эти блестки, шары и брызги шампанского казались неуместными. После долгих поисков я наконец нашла то, что нужно. Небольшой квадратик на плотной бумаге с простым сообщением, заключенным в контур сердца: «Один друг может изменить всю твою жизнь».
По-моему, этим все было уже сказано, поэтому на обороте я написала коротко:
Дорогая Селеста!
Счастливого дня рождения!
Упакованный набор для каллиграфии и открытку я положила в плотный подарочный пакет и поставила на столик в коридоре рядом с ключами. Проверила телефон. А вот теперь пора.