Одиночество Новы

– Странно еще, что тебе никто не врезал, – говорю я, падая на спальный мешок, а Куинтон застегивает молнию на входе.

Тристана нет, я его не видела с тех пор, как Куинтон начал целовать меня на стуле у палатки. Я, правда, не очень-то задумываюсь о том, куда он делся – подумать бы хоть о том, куда меня саму несет. «К чему я иду? Что я делаю? Хочу я этого или нет?»

Куинтон оборачивается, пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о низкий потолок. Он все еще без рубашки, сквозь тонкую ткань палатки пробивается лунный свет, в этом свете шрам у него на груди резко выделяется, а глаза кажутся угольно-черными.

Я пытаюсь понять, чту чувствую сейчас, страшно ли мне, и тут он становится на четвереньки и подползает ко мне. Мне приходится лечь, иначе мы стукнемся головами.

– Ты прекрасна. – Он произносит это так просто, будто речь идет об очевидном факте. Нависает надо мной, приподнимается на локтях и проводит мне пальцем по носу. – У тебя такие веснушки. Они меня просто околдовывают.

– Мои веснушки? – переспрашиваю я, потому что мне никогда еще никто об этом не говорил.

Куинтон кивает и, сжав губы, разглядывает меня в темноте.

– Мне… мне все время хочется их нарисовать.

Мои руки лежат вдоль тела, волосы торчат на голове спутанной гривой. Не знаю, соглашаться ли, чтобы он меня рисовал – смогу ли я это выдержать.

– И губы у тебя мягкие. – Он проводит подушечкой большого пальца по моей нижней губе, а потом тянет руку к голове и запускает пальцы мне в волосы, слегка потягивая у корней. Это так приятно. Веки у меня тяжелеют.

– Надо попробовать поспать, – шепчет он, и я киваю, понимая, что, если не засну сейчас, дальше будет еще труднее отодвинуться.

Куинтон отстраняется, я поворачиваюсь на бок, протягиваю руку и ищу свой спальный мешок, уже готовая уснуть.

– Блин… – бормочет Куинтон, приподнимая мешок и заглядывая под него. – Должно быть, Тристан один мешок в багажнике оставил. Пойду заберу.

Я снова поворачиваюсь к нему и хватаю за руку. Мускулы у него твердеют. За стенами палатки все еще гремит музыка, рядом слышатся многоголосые крики.

– Постой, не уходи.

– Нова, я же сейчас вернусь, – говорит он. – А хочешь, пошли вместе.

– Я устала. – Я зеваю, прикрывая рот свободной рукой. – И одна тут оставаться не хочу… Вдруг что-нибудь случится?

Должно быть, я нащупала нужную струнку, потому что Куинтон тут же сдается и садится на пол рядом со мной.

– Можешь спать в моем мешке, – говорит он и тянется за подушкой. – А я в Тристановом посплю, пока он не вернется.

– А потом?

– Потом на пол перелягу.

– А не замерзнешь?

Он сдерживает смех, взбивает подушку и засовывает под голову.

– Нова, тут больше двадцати градусов. Я весь в поту.

– Но на полу ведь жестко. – Я переворачиваюсь на бок на спальном мешке и пенопластовом коврике. – Можно просто… Можно в одном мешке спать.

Он отвечает только через секунду:

– А ты не против?

Я качаю головой, потом соображаю, что в темноте этого не видно.

– Нет, нисколько. – Но голос у меня дрожит, выдавая волнение.

Я расстегиваю мешок и забираюсь внутрь, ворочаюсь там, пока не оказываюсь с самого края, чуть ли не вываливаюсь с другой стороны.

Куинтон сидит неподвижно и в темноте похож на статую. Великолепную статую, мраморную, только всю в мелких трещинках и сколах, и мне хочется знать, что оставило эти трещины. Я не слышу его дыхания и, только когда он наконец шумно выдыхает, понимаю: он и не дышал вовсе.

Он придвигается ближе и как будто неохотно ложится рядом со мной, перетащив подушку. Между нами остается довольно много места, насколько это возможно, когда двое лежат в одном спальном мешке. Я думаю, остаться так или сократить расстояние, и прихожу к решительному выводу: если я не придвинусь ближе к нему, то потом пожалею. Во всяком случае, мне так кажется.

Я потихоньку придвигаюсь ближе, пока не начинаю чувствовать жар, идущий от его тела. Куинтон лежит совершенно неподвижно, я упираюсь лбом ему в грудь, прямо против сердца. Оно сильно колотится, тяжелое как камень, горячее. Не могу понять, от испуга, от возбуждения или от чего-то еще. Наконец он приподнимает пальцем мой подбородок, запрокидывает мне голову. Я смотрю ему в глаза и, хотя их почти не видно, чувствую, что он смотрит на меня.

– Нова, – произносит он сдавленным голосом. – Можно мне… Ничего, если я тебя поцелую?

Может быть, он чувствует то же самое, что чувствовала я, когда попросила его о том же? Как бы то ни было, я вытягиваюсь и выгибаю спину, чтобы дотянуться губами до его губ.

«Мне этого хочется?»