Читаем Одиночество шамана полностью

– Да я вроде с ней уже знаком, – неловко улыбнулся Андрей. – Как-то эта бабушка помогла мне купить одну вещичку у здешнего жителя…

– Тем более! – обрадовалась Дачи. – Нехорошо поступишь, если не зайдешь к ней. У нанайцев в обычае навещать знакомых.

Аоми, однако, встревожилась. Андрей это физически чувствовал: она напряглась, вся спружинилась, сделалась вдруг тяжелой, будто свинцом налилась.

– Глупости какие! – резким скрипучим голосом сказала аоми. – Зачем время зря тратить? Чикуэ не умеет делать то, чем её бабка славилась. Дадху я хорошо знала. Великая была шаманка! А Чикуэ – никто, разве что вышивать хорошо научилась…

– Что ж, посмотрю на её вышивку, – пожал плечами Андрей. – В самом деле, надо же чем-то заняться: автобус ещё не скоро.

– Лучше бы ты пошёл на берег Амура, – шипела аоми. – Давненько свеженькой рыбки не едали. Сторговал бы сазанчика у рыбаков. Что, не хочешь разве сам ухи? И жареный в сметане сазан тоже хорош.

– Хорош, – согласился Андрей. – Но на сегодня рыбному дню конец, – он выразительно поглядел на стол: даже жареного максуна едоки так и не осилили, да и вяленые спинки кеты, нарезанные тонкими ломтиками, покрылись прозрачными желтыми слёзками – казалось: обиделись, что такую вкуснятину оставили на тарелке.

– Ты должен слушаться меня! – прикрикнула аоми. – Разве забыл, о чём я тебе говорила, когда выбрала тебя? Будешь слушаться – откроются многие тайны…

– Ничего я не забыл, – Андрей досадливо поморщился. – Но иногда ты становишься невыносимо занудливой. Извини, но я буду делать, что хочу сам.

Дачи заметила его гримасу, которую истолковала по-своему:

– Что-то с желудком? Может, от моего угощения? Не каждый желудок сразу принимает нашу пищу. Выпей-ка, вот, отвару зверобоя. Вместо чая.

Пришлось выпить. При этом Дашка попыхивала трубочкой и, умильно сощурившись, подзадоривала:

– Ещё! Ещё глоточек. Вот, молодец!

Бабушки явно старались ему угодить, лишь бы он чего лишнего о них в городе не наговорил, а то лишатся, бедняжки, своего приработка.

Дом Чикуэ оказался минутах в пяти ходьбы от жилища Дачи. Невысокая маленькая избушка с весёлыми ставенками стояла наособицу, на небольшом пригорке, поросшем лещиной и высоченным борщевиком: его огромные резные листья не могли скрыть белокипенных зонтиков размером с хорошую подсолнечную шляпку.

По тропинке, протоптанной в густом ковре спорыша и ромашки, они поднялись на пригорок. Запыхавшиеся бабульки остановились и, как по команде, обе уперлись руками в бока. Дачи смахнула бисеринки пота со лба:

– Уф! И как это Чикуэ каждый день не по разу тут карабкается?

– Какое карабкается! – изумилась Дашка. – Да она не хуже чифяку-ласточки летает! Даром, что старше нас.

– Натренировалась, – засмеялась Дачи. – Глянь-ка, она и далдама на огороде сделала. Видно, когда в доме жарко, спит там…

Далдама напоминал шалаш, построенный из прутьев и палок, обтянутых сверху берестой и укрытых пучками сухой травы. Рядом с ним стояла летняя печка, даже и не печка, а нечто, её напоминающее: на кирпичах, выложенных буквой П, лежала треснувшая чугунная плита с донельзя закопченной кастрюлей. Меж двумя берёзками была натянута веревка, но на ней вместо белья болтались в ряд серебристые чабаки с темными спинками – вялились по старому обычаю, и, что удивительно, вокруг рыб не летало ни одной мухи. Да оно и понятно, бугор обдувал приятный свежий ветерок. А может, и другая причина была? Старушки перешёптывались: Чикуэ, мол, какие-то заклинания знает, и мух с комарами тоже умеет прогонять…

Далдама был явно не пустой: полог, закрывавший вход, время от времени кто-то одергивал. Наконец, показалась узкая белая пятерня с ярким маникюром, она ухватила ткань и откинула её в сторону, вслед за рукой появилась соломенная шляпа, причем её полы оказались настолько широкими, что женщине пришлось снять её, чтобы протиснуться в узкий проём. А когда она протиснулась и распрямилась, то Андрей не скрыл своего изумления: это была Марго!

Обмахиваясь шляпой, дамочка с не меньшим удивлением взирала на Андрея и его спутниц.

– О, боже! – наконец вымолвила Марго и надела шляпу задом наперёд. Искусственный цветник оказался позади, а игривые розовые банты закрыли даме пол-лица. – Откуда вы тут взялись? Как приведенье!

– Мимо шёл, – сказал Андрей. – Можно сказать, почти случайно заглянул.

Марго тем временем изменила положение шляпы и, смущаясь своей неловкости, кокетливо опустила глаза:

– А я вот изучала быт нанайцев, – она изящно направила указательный палец в сторону далдама. – Чикуэ Золонговна разрешила мне посидеть в шалаше. Чудо как хорошо там! Свежий воздух, травой пахнет, нежарко…

Дачи и Дашка во все глаза глядели на городскую дамочку, которая, должно быть, казалась им экзотичной дивой, какие ни за что просто так не увидишь, только по телевизору. А тут, надо же, самая настоящая!

– А по делу приехал, – Андрей кивнул на своих спутниц. – Эти женщины заготавливают травы для нашего чая. Проверить кое-что надо было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза