Читаем Одиночество шамана полностью

– Тебе так и хочется назвать меня анимисткой? – шепнуло внутри него. – Первобытные, мол, представления и всё такое прочее. Да! Не хочу спорить. Потому что знаю, о чём говорю. Если бы высокоучёные люди догадались, как проникнуть в ядро атома, то они поняли бы: внутри него скрывается Вселенная, а внутри неё – другая, и так до бесконечности. Но ядро атома для них – мёртвая материя. Они видят лишь то, что им позволено видеть. Бо Эндули не снисходит до людей, и ему всё равно, что о нём думают двуногие, и думают ли вообще. Он – везде, и он бесконечен и вечен как внутри, так и снаружи. Каждая его частичка – невероятная малость, способная стать огромным миром. Человеку это трудно осознать.

– Ну, почему же? – возразил Андрей. – Каждый школьник нынче знает, что атом неисчерпаем.

– Но даже не каждый академик знает, что внутри атома – жизнь, – тихо сказал голос. – Ваши учёные не чувствуют природу. Когда они смотрят, допустим, на реку, то видят в ней лишь воду, могут определить её химический состав, скорость течения и так далее. А любой, самый безграмотный нанаец, глядя на быстро бегущую реку, видит живую силу: то бурную, то тихую, то злобную, то ласковую и покорную, – и этот поток для него живое существо…

Андрей почувствовал лёгкое головокружение. Диалог с внутренним голосом – причудливый, с сумасшедшинкой – измотал его. Чтобы справиться с внезапно охватившей его слабостью, Андрей закрыл глаза. Он всегда так поступал, когда хотел вернуть себе уверенность и душевное равновесие.

Плотно сомкнутые ресницы, однако, не обеспечили ему желанной темноты. В черноте мерцали мелкие ослепительные точки. Они кружились, сливались друг с другом, разбегались и снова объединялись в большие пятна света, чтобы через секунду распасться – это вращение кружило голову, и внезапный толчок озноба сотряс Андрея. Похожий на приступ, он мгновенно пронзил его с ног до головы и так же внезапно пропал.

Вздрогнув, Андрей на какое-то мгновенье ощутил себя малюсенькой точкой, которая попала в круговращение других точек. Его завертело, бросало из стороны в сторону, он с чем-то сталкивался, чтобы тут же оттолкнуться и упасть вниз или, наоборот, вознестись в губительные выси, – круговорот был ослепительным, холодным и страстным одновременно, будоражащим и в то же время странно спокойным. В нём каким-то чудом соединилось то, что совместить невозможно.

Он почему-то представил улицу, по которой двигается толпа людей. Они, так же, как эти светящиеся точки, отталкиваются, притягиваются, соединяются, разбегаются. Некоторые из них, однако, выполнив немыслимые пируэты, возвращались, чтобы связаться друг с другом – и больше не распадались. Эти пары словно бы освещались изнутри мягким светом, они парили над землёй, упивались объятиями, не размыкали рук и, казалось, больше всего на свете боялись снова заплутать в лабиринтах жизни.

Как много нужно времени, чтобы найти в толпе того человека, с которым твоя душа захочет сродниться! Порой его ищешь всю жизнь – и не находишь: мечешься, обольщаешься призраками, смеёшься и плачешь, одинокий и неприкаянный. Но иногда – о, чудо! – такого человека встречаешь сразу и навсегда. Одного-единственного. Самого-самого. Потрясающего. Любимого. Навсегда? Да! Хочется, чтобы – на веки вечные.

– Эй! – позвал голос.

– Да? – очнулся Андрей.

– Не надо было тебе с Надеждой так разговаривать. Она всё-таки любит тебя. Даже если тебе это не нужно, стоит быть благодарным. Благодарным за то, что другой человек выбрал тебя.

– Иногда это так тяжело, – ответил печально Андрей. – Я не виноват, что не смогу нести крест ненужной мне любви. Да и Надежде жалость навряд ли нужна.

– Тут даже я ничего не смогла бы сделать, – слабо прошелестел голос внутри него. – Для этого надо быть твоей сестрой.

– Что за инцест? – Андрей удивился. – У меня, правда, никогда не было сестры, даже двоюродной. И я даже представлять не хочу, смог бы я полюбить её как женщину. Это, извини, ненормально.

– Все сёстры – братья, и наоборот, – глубокомысленно заметил голос. – Бедный-бедный! Вам, людям, столько подсказок дано в той же Библии. Если род человеческий пошёл от одной пары, то кто на ком женился и выходил замуж? Это же так просто сообразить!

Андрей растерялся и молчал, не зная, что ответить.

– Ладно, успокойся! – глухо кашлянул голос. – Любовь с родными сёстрами – это, конечно, грех. Но есть сёстры по духу.

– Похоже на религиозную пропаганду, – заметил Андрей. – Агитацию я не люблю, так и знай. Я вообще предпочитаю читать комментарии к Библии, в них всегда много самой захватывающей информации…

– Несмышлёныш! – фыркнуло внутри него. – Всякие пояснения вторичны!

– Ну да! – ехидно хохотнул Андрей. – Если бы я читал только то, что рекомендуют попы, никогда бы не узнал, например, о Лилит.

– О, Лилит! – восторженно вскричал голос. – Созданная из тёмной материи, она наполняет вожделением сердца мужчин!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза