Одиночество шамана

Голос звучал глухо, слова текли медленно, однозвучно – Андрея это усыпляло. Он терпеть не мог людей, которые говорили много и скучно. Ниохта вообще-то рассказывала интересную легенду, но настолько монотонно, что его стало клонить в сон. Он зевнул.

– Соня! – оскорбился голос. – Не спи! Я тебе рассказываю нечто очень важное.

– Ага, – согласился он, чувствуя, что глаза закрываются сами собой. – Я пока не понимаю, насколько важное – такой уж я, видно, несмышленый, но слушаю тебя из последних сил. Время-то всё-таки позднее.

– В общем, Егда вернулся домой и сказал жене: «Я убил сохатого, вставай на лыжи, иди по моему следу, спустись в овраг и принеси мясо!»

– А почему он сам-то не принёс добычу? Даже самая глупая женщина заподозрила бы неладное…

– Наверное, притворился, что руку-ногу повредил, – ответил голос. – Когда сестра спускалась в овраг на лыжах, то самострел выстрелил и убил её стрелой. А Егда в это время отвёл в тайгу дочь и сына. Девочку он бросил на медвежьей тропе, а мальчика отвёл к месту, где обитала тигрица. Дочку нашёл медведь. Он вырастил её и стал с ней жить как супруг. Сына Егды воспитала тигрица. Поскольку он не мог найти себе жену, то стал жить с тигрицей как с женщиной.

– Зоофилия какая-то! – изумился Андрей. – Буйная же фантазия была у древних людей, придумавших эту сказку!

– Ничего они не придумывали, – заметил голос. – Когда-то люди понимали язык зверей и птиц, чувствовали боль каждой травинки и знали, что всё живое едино. Снова ты меня перебил! Хочешь знать, что было дальше?

– И что же?

– У дочки Егды и медведя стали рождаться дети – от них пошёл человеческий род, – продолжал голос. – А вот у тигрицы и сына Егды детей не было. Тигрица, научив парня охоте, отпустила его: «Живи теперь сам! Но помни, что я делала тебе только добро, поэтому в будущем никогда не причиняй зла моим сородичам». Как-то раз сын Егды смертельно ранил медведя, и тот, умирая, сумел сказать ему: «Я муж твоей сестры. Мои дети – твои племянники, в кровном родстве с тобой. Помни об этом. Брат никогда не должен давать сестре есть мясо убитого им медведя. Женщина никогда не должна спать на медвежьей шкуре. Бросить мою голову – великий грех. Помни об этом и расскажи своим потомкам». Раньше люди никогда не нарушали эти правила. Они знали, что всё живое сотворено из одной материи, и помнили о родстве с другими тварями.

Андрей, однако, не дослушал историю до конца. Он почувствовал чудовищную усталость и сам себе напоминал загнанную лошадь, которая упала на землю и, не в силах даже храпеть, тоскливо смотрит широко открытыми глазами, а в них – тусклая слеза… Андрей, напротив, смежил веки – и его тут же облепил чёрный, прохладный туман: мрак казался живым – он двигался, гулко дышал, и то крепко сжимал, то выпускал обмякшее тело из объятий. Откуда-то налетел вихрь и, подхватив Андрея, принялся мять и кромсать его тело, подобно соковыжималке, включенной на все обороты, – его несло в ледяные пучины тьмы, бросало из стороны в сторону, вертело и подбрасывало как пушинку.

Этот стремительный, безжалостный смерч подрезал под корень всё, что встречалось на его пути, и, не зная жалости, разбивал на мельчайшие кусочки, которые в мощных жерновах воздушного потока обращались в сверкающую пыль – это было похоже и на самум, испепеляющий оазисы, и на цунами, сметающее благоуханные острова в Тихом океане, и на торнадо, хладнокровно разбивающий всё, что имеет хоть какую-нибудь форму.

Смешиваясь с кипящей в воздухе пылью, Андрей чувствовал, что каждая клетка его тела наполняется умиротворением и покоем – наверное, такое же блаженство испытывает пловец, поднырнувший под могучую морскую волну: вверху – безумство штормового шквала, а под ним – услаждающая безмятежность.

10

Сергей Васильевич решил купить вина. Повод для этого был просто замечательный: он наконец-то вычислил вход в подземелье, где, как полагал, есть другая жизнь. На карте, которую Уфименко составлял несколько лет, странные пустоты объединялись в гигантский лабиринт, центр которого располагался поблизости от села Сакачи-Алян. Сравнив свою схему с обычной картой, Сергей Васильевич обнаружил небольшую сопку, помеченную как безымянная. Именно от неё, по его расчётам, под землёй брал начало узкий длинный тоннель. Он, скорее всего, раздваивался: один проход вёл в глубь лабиринта, а другой выходил на берег Амура – к знаменитым камням-писаницам, которые некогда были, возможно, частью большого культового сооружения. Может, именно тут древние аборигены поклонялись своим богам.