Одиночество шамана

– Ох, комары кусаются! – женщина хлопнула себя по ноге. Птицу Коори она не видела, хотя и стояла на ней обеими ногами.

– Наверное, амба32 тебя хватает, – предположила её товарка. – Понравилась ты ему – к себе утащить хочет, – и залилась визгливым смехом.

– Хэрэ бэгди33 вышью на подоле, не поленюсь – амба их испугается, – серьёзно ответила высокая старуха.

– Лень-то вперёд тебя родилась, – хихикнула низенькая. – Не любишь ты рукодельничать, сестрица.

Высокая, насупившись, молчала. А внимание низенькой старушки что-то привлекло в быстротекущей воде. Она, прищурившись, пристально вгляделась в зеленоватую пену водоворота и завопила:

– Гляди: кочоа34! Дай-ка, достану его!

Бабулька зашла по колени в воду, но как ни пыталась достать орех, плывущий по воде, так и не смогла этого сделать.

– Ой, утону! – заволновалась старушка. – Помоги, подружка!

Высокая старуха зашла в воду и проворно выудила кочоа, схватила в охапку низенькую бабульку и вынесла её на берег. Они раскололи орех камнем. Неравные у него дольки получились. Та, что побольше, досталась высокой, поменьше – маленькой.

Старушки тщательно выскребли палочками содержимое ореха. Кто хоть раз пробовал кочоа, знает: в отличии от грецкого ореха, его ядро небольшое, сплющенное грубыми перегородочками – попробуй-ка, выковыряй его! Но бабульки своё дело знали и полакомились-таки орехом.

Андрея удивило: старухи не видели не только Коори, но и его. Они разговаривали друг с другом, смеялись, не обращая на человека никакого внимания.

– Ты для них не существуешь, – объяснила Ниохта. – Они тебя не видят.

– Но я-то их вижу! Вот они, живые и настоящие! И я тоже живой. Почему же я для них не существую?

– Ну, отчего же не существуешь? – усмехнулась аоми. – Очень даже существуешь! Ты пока не знаешь, как показаться им, но стоит тебе только материализоваться, как эти достойные пожилые женщины перепугаются и закричат: «Амба – злой дух!» Ты для них – существо иного мира. Как, впрочем, и они для тебя.

Старухи между тем уселись на траву и принялись перебирать какие-то коренья, которые доставали из плетеной корзины.

– Между прочим, по нанайскому поверью, от этих бабушек, съевших волшебный кочоа, родились мужчина и женщина. Они дали начало одному из здешних родов.

– Эти бабушки смогли родить? – поразился Андрей и даже присвистнул. – Вот это да!

– Кочоа обладал могучей мужской силой, – тактично хмыкнула аоми. – От него и мёртвая бы понесла…

Где-то далеко принялась куковать кукушка. Обе старушки, бросив перебирать коренья, с умильным видом внимали её голосу.

– Кэку нянчит кого-то, – сказала низенькая старушка.

– Некогда ей, бедной, о себе заботиться – о других печётся, – поддакнула сухая. – От её голоса распускаются все травы и листья. Сколько ей сил надо, чтобы заставить почки дуба превратиться в листочки! Некогда кэку гнездо свить. Хорошо, есть у неё никангу – маленькие птички, которым кэку кладёт в гнёзда свои яйца. Кэку нянчит природу, а её птнчиков нянчат никангу. Добрая птица!

– Ой, как я люблю кэку! – поддакнула низенькая старушка. – Узорные чулки-доктон ей подарили цветы, потому у кукушки лапки то синенькие, то серенькие. Куропатка провела крылышком по её спинке – кэку пестрой стала. Веселая птица, обо всех заботится, не устаёт со всеми травами и деревьями нянчиться. Хорошо бы, и нашим малышам песенку спела – от этого они здоровее станут…

– Тихо! – сухая старуха пугливо заозиралась. – Не говори ничего про наших будущих детей. Услышит бусяку35 – порчу на них наведёт.

– Пока что тебя чифяку36 услышала, – засмеялась её товарка. – Смотри, прямо над твоим теменем круги делает. Как бы у тебя голова не заболела!

Невесть откуда взявшаяся ласточка с радостным щебетом оживлённо носилась над ручьём. До старушек ей, скорее всего, дела не было – птица увлечённо ловила мошек.

– Э! – укоризненно покачала головой высокая старуха. – Совсем ты забыла, как молодой женщиной была. Чифяку приносит оми. Открою-ка я пурепту37, пусть чифяку мне душу ребёнка поскорее даст.

Благоговейно взирая на ласточку, она опростоволосилась и пригладила волосы на затылке. Низенькая старушка тоже проворно сдернула с головы шапочку.

– Ох, что-то жарко стало, – сказала она, и даже лист папоротника сорвала, чтобы обмахиваться им как веером. Видно, ей очень не хотелось признаваться своей подружке, что тоже хочет поскорее получить оми – вот и выдумала причину.

Высокая покосилась на неё, хмыкнула, но сказать ничего не сказала, потому что её внимание привлёк едва слышный шорох в траве. Низенькая, наверное, была глуховата и ничего не услышала. Высокая привстала, заоглядывалась.

– Что? Опять кто-то укусил? – съехидничала её товарка. – Вертишься, будто на муравейнике сидишь.

– Чудится мне: кто-то тут есть, – шепотом отозвалась высокая. – Пойдем отсюда, подруга. Не нравится мне это место.