Одиночество в сети. Возвращение к началу

∞, пятница, 4 августа 2017 года

Любимый,

я знаю, что ты не любишь будильник бабули Сесилии. Но сам подумай, от скольких опозданий он избавил нас. И, кроме того, ты послушал голос истории, который будил в Красноярске поляков с Волыни. Возможно, стальные детали его механизма отлили и выточили передовики труда в Магнитогорске на Урале. То, что Сесилия хранила его как реликвию, тоже является историческим фактом. Из Красноярска ей удалось привезти только алюминиевую ложку, жестяную миску и вот этот будильник.

В кухне на столе, в миске бабушки Сесилии, я оставила тебе овсяные хлопья. В холодильнике на верхней полке – твой любимый кефир.

Если ты улыбаешься, это значит, что ты простил меня. Между тем, я уже должна быть за Сьвецком, в Германии.

Твое отсутствие настигает меня везде. Оказалось, что мне не нужно ехать в Мюнхен, чтобы узнать простую вещь – я не могу жить без тебя. Нет ни минуты, чтобы ты не пришел мне на ум…

Сегодня ночью мне не спалось. Я проснулась в четыре, зажгла лампу, хотела почитать, но не смогла. Почувствовала странное беспокойство. Смотрела на тебя. Ты спал с открытым ртом. Тогда я вспомнила свое любимое стихотворение Херберта. Шелк души. Это которое про чулки. Помнишь, я читала его тебе шепотом на ухо как-то раз ночью?

Жаль, что нельзя наглядеться досыта, про запас…

Дочитал, сложил письмо, спустился на кухню, сел за стол. Хлопья, насыпанные в жестяную миску, были уложены в форме сердца.

@12

ОНА: На первой же остановке за городом они приступили к проверке груза: Кинга читала вслух названия и коды на упаковке, а Надя проверяла их соответствие фактурам. Только в одном случае номера не совпали с накладными. Пришлось звонить Алексу.

– Можешь повторить последние восемь цифр? – спросил он спокойно. – Все в порядке. Это новая модель болгарок, – сказал он. – Ты сама такие хотела. Расхождение с компьютером говорит одно: они прислали лучшее. Позвони мне, когда будешь под Мюнхеном. Наш товар уже прошел досмотр и лежит у таможенников. Скажи это водителю. С нетерпением ждем вас. В смысле, Карина ждет. Я пока еще в Цюрихе.

Человек всегда что-нибудь делает в жизни в первый раз, вот и она впервые в жизни ехала на грузовике. В течение нескольких десятков километров она сидела, свернувшись в огромном кресле, сжимая свою сумку. Молчала, слушая дурацкие разговоры по дорожной рации, доносившиеся из динамика над головой. Через несколько километров перестала обращать внимание на раздававшиеся в кабине слова, из которых «шлюхи» и «придурки» были самыми приличными.

– Я слушаю эту болтовню, – сказала Кинга, указывая на небольшой черный ящичек, подвешенный к потолку над стеклом, – потому что иногда кто-то предупреждает о полицейских радарах на дороге или подсказывает какой-нибудь объездной путь. Вообще-то, если тебе мешает, я могу отключить рацию. В Германии разговоров будет гораздо меньше. Да и мата будет меньше, а может, и не меньше, но по-немецки, а по-немецки это вроде как бы уже и не мат.

В Сьвецке они были без нескольких минут девять. Когда возвращались в Германию из Польши, ее отец всегда там останавливался. На заправке. Последней перед границей. В ресторане заказывал журек, всегда с яйцом и всегда без хлеба. Съедал суп, даже если не был голоден, независимо от времени суток. Только после еды они ехали дальше. Такой вот странный ритуал. Журек на польско-немецкой границе в Сьвецко – обязательный «номер программы», и точка.

После смерти отца, когда однажды вечером они с бабушкой Сесилией сидели на террасе в саду, она напомнила об этом его странном обычае. Сесилия подумала и сказала: