Одиночество вдвоем

Третьего марта он подъехал с товарищем к райисполкому. В общем отделе ему вручили удостоверение о назначении опекунства. Многомесячные походы в военкоматы, ЖЭКи, райсуды, диспансеры, исполкомы закончились. Остались позади просьбы, так часто встречавшие равнодушие и безучастность. Как кадры фильма, промелькнули и забылись главврач диспансера, туповатый на вид психиатр, осторожный и холодный судья, нагловатый и самодовольный прокурор, лисья физиономия женщины из райисполкома. Они канули в небытие, как исчезает с течением времени все шаткое, недолговременное, построенное на корысти.

Оставалось сдать этот маленький клочок бумаги в горжилобмен и ждать решения комиссии…

…— Папа, папа, а гулять мы пойдем? — услышал Бабирханов голос дочери. Она подбежала и кинулась ему в объятия.

Он поцеловал дочку, погладил волосы.

— Ты не успела войти, а уже гулять. Не нагулялась там?

— Я на качели хочу…

— Зимой? В такое время?

Вошла Лала, вся запыхавшаяся.

— Эта Мила — банный лист. Прицепилась и не отстает. Еле вырвалась. — Она сняла пальто, перешла в спальню переодеться. — А обед ты разогрел?

— Нет. — Бабирханов включил телевизор. — Светочка, мы покушаем, а потом выйдем гулять. Где-нибудь здесь, недалеко. Ладно?

— Ладно.

— А что по Баку? — Лала подошла к телевизору и переключила его на другой канал.

«Человек и закон». На экране ведущий проинформировал о месте спекуляции в советском обществе. Следующий кадр — следователь и подследственный.

— Ваша фамилия? — спрашивает следователь.

— Кулиев.

— Имя?

— Ядулла.

— Скажите, Ядулла, вот в вашей квартире мы нашли промышленные товары на сто семнадцать тысяч рублей. Большинство из них — из московской «Березки». Как вы можете объяснить этот факт? Для чего вам они?

— Для продажи.

Бабирханов отложил вилку. Передача показалась ему интересной.

— Смотри, как они оба одеты — спекулянт и следователь, — предложил он жене.

— Великолепно.

— Если они поменяются местами, не поймешь, где следователь, а где жулик.

Лала недоуменно взглянула на мужа.

— Не понимаю тебя.

— На обоих дакроновые костюмы. Видишь, вот черный оттенок. Это перелив цветов. Мэйд ин Франсе. Купить его можно за триста рублей. Не поняла?

Лала пожала плечами.

— Ну, этот спекулянт, оставим его на время. А этот? Следователь. С окладом сто пятьдесят, сто семьдесят. Откуда у него такой костюм?

— Ну, мало… — неуверенно начала Лала, но муж прервал ее.

— На зарплату такой костюм не купишь. А на взятки — пожалуйста. Вот и выходит, один жулик, наделенный официальной властью, обвиняет другого, откровенного жулика. Откровенный жулик обществу не опасен. А вот этот подонок может разлагать всех окружающих. По крайней мере, многих. Лично я повесил бы такого блюстителя порядка.

— Не пей больше, а то и меня заодно с ним повесишь, — пошутила Лала.

Муж не откликнулся на шутку. Почему-то он вспомнил прокурора, его ухоженную машину. От прокурора, как говорил старый друг Бабирханова в аналогичных случаях, «разило деньгами». А ведь прокурор — государственный обвинитель, защищающий и оберегающий интересы всего народа. Каким же он должен быть кристально честным, чтобы действительно заслужить эту ответственную должность! Именно кристально честным, а не относительно честным. Само понятие «честность» настолько заплесневело, что, говоря о честности, мы привыкли тут же добавлять слово «относительно». И в то же время в глубине души надеемся, что не все такие. Есть порядочные, есть честные, но их очень и очень мало.

Бабирханов смотрел телевизор, но не вникал уже в сущность происходящего. Он заметно погрустнел. Процесс обмена изрядно притомил его, но и в то же время на многое открыл глаза. Если раньше, до обмена, ему доводилось слышать о взятках, подарках, угодничестве, он согласно кивал — мол, все это знакомо, понятно. В действительности же непосредственно с этими калечащими общество явлениями он столкнулся по-настоящему впервые. Волки, думал он, не люди, а волки.

Он украдкой взглянул на жену. Та была поглощена передачей. Светочка укладывала спать свою куклу, на всякий случай предварительно запеленав ее.