Одиночество вдвоем

Сентябрьское солнце неярко светит, излучая тоску по прошедшему лету. Наступает пора грусти, нежная, неповторимая пора.

Еще не тронута позолотой зелень листвы, но под дуновениями редкого ветра она печально шуршит, точно вздыхает, как женщина перед разлукой:

Вступает в свои права еще одна осень бренного мира.

Два грузчика выносили мебель, коробки с упакованной посудой, чемоданы, узелки и аккуратно размешали в крытой грузовой машине.

— Я устал, — тяжело дыша, проговорил первый. Он бережно втащил спинки кровати в кузов машины, затем присел на корточки. Капли пота застилали ему глаза, он то и дело смахивал их рукавом. Отдышавшись малость, он жестом подозвал второго и кивком указал на место возле себя. Тот неохотно подошел и прислонился к машине.

— А где этот дармоед? — сердито спросил первый. — Ему что, деньги не нужны?

— А черт его знает… Он шофер. Хозяйка обещала ему тридцать.

Первый промолчал. Он ненавидел шофера, с которым уже три года работал. Ненавидел за то, что шофер не помогает, а получает почти столько же.

— А ты узнал ее? — спросил он.

— Хозяйку? Что-то знакомое лицо. Где-то я ее видел, — безразлично сплюнув, отвечал второй.

— А я узнал сразу. Примерно год назад мы выгружали здесь пожитки одного врача. Он, если мне не изменяет память, кажется, переезжал по обмену. Ну, такой, невысокий, плотный…

— Лысый? — поднял брови второй.

— Не помню. По-моему, с волосами, — нерешительно проговорил тот.

— С волосами не помню.

— Да вспомнишь ты, — убежденно продолжал первый. — И как раз, когда мы выгружались, проходила вот эта самая наша хозяйка. У нее пакет порвался, а врач тот стал ей помогать. Собирал там лук, картошку. Ну! — он вопросительно глянул на товарища.

— A-а… — протянул второй, — это тот, который сказал — пью редко, но метко. И залпом стакан водки… Помню, выпил и не закусил.

— Во-во… Беспокойный такой. На балкон все выходил.

— Ну и память у тебя, — поразился второй.

— А хозяйку эту я сразу узнал, — мечтательно протянул первый, — та самая. Очень нежная.

— Ладно, ладно, — встал он, — наше дело маленькое. А она чего переезжает?

— Обменяла квартиру.

— Не понимаю. Квартира хорошая. На сколько комнат?

— Да на две.

— Какой смысл? — удивился второй грузчик. — Может, на новой площадь побольше?

— Не знаю, — задумчиво ответил тот. — Она даже не сказала, куда мы поедем. Сама улыбается, а глаза грустные.

— Ты уже и на глаза ее обратил внимание? — с явной досадой спросил он и тут же заключил: — Ну и пройдоха.

Первый грузчик вздохнул.

— Красивые глаза. Как миндаль.

Стук каблучков заставил обоих вздрогнуть. Эсмира, вся запыхавшись, увидела рассевшихся грузчиков и укоризненно покачала головой.

— А я подумала, что-то случилось.

— А вы меня не узнали, хозяюшка? — спросил грузчик помоложе.

— Нет.

Мужчина встал и подошел к Эсмире.

— В прошлом году мы тут выгружали вещи вашего соседа. Тоже по обмену. Врач, симпатичная такая жена и дочка. И старик с ними.

— Не помню, — хмуро ответила Эсмира.

— И у вас порвался пакет, — не унимался тот.

— Не помню. Если можно, давайте быстрее. Дети у бабушки. Ждут не дождутся.

— А вот та самая хозяйка.

К ним торопливыми шагами подходила Лала. Что-то неестественное было в ней, хоть и выглядела она какой-то сосредоточенной. Так, по крайней мере, показалось Эсмире.

— Здравствуй, — Лала тронула Эсмиру за рукав, — спасибо тебе.

Грузчики ушли в дом.

Эсмира молчала. Глядя прямо перед собой, она ничего не видела. Даже эту женщину, из-за которой решилась расстаться с родными для нее местами. Здесь она родилась, здесь она выросла, здесь к ней пришла настоящая любовь.

Обе молчали. Обе люто ненавидели друг друга, но не признавались себе в этом. Соперницы… Одна в выигрыше, другая в проигрыше. Впрочем, Эсмире казалось, что в проигрыше она. Лала думала иначе. Была убеждена — выиграла Эсмира. Ведь он любит ее. А это главное. Но меры предосторожности сохранения семьи ею были приняты. Насколько они эффективны — покажет будущее.

— Как-нибудь скажи ему, — сухо, не глядя, начала Эсмира, — что я все наврала.

— Скажу, обязательно скажу. Ты высоконравственная женщина.

— Не стоит. Я выполнила свой чисто человеческий долг.

— Откровенно говоря, я думала о тебе иначе, — призналась Лала. — Он был прав. Ты благороднее меня.

Эсмира сделала шаг в сторону и, посмотрев на Лалу, неожиданно начала:

— В свое время я, не задумываясь, вышла замуж. Не осознала, люблю или не люблю. Скорее, не любила, мир праху его. Потом дети. Стала как-то привыкать. После гибели мужа вообще ни на кого не обращала внимания.

— Понимаю, — участливо вымолвила Лала.

— Переехали вы, и я изменилась.

— Понимаю, Эсмира, — с состраданьем ответила Лала. — Но ты меня прости.

— Я полюбила его всем сердцем, — тихо и твердо продолжала Эсмира. — Он очень тонкий, все понимающий. Он, ни разу со мной не встречавшийся, всю меня рассказал мне.

— Все врачи в какой-то степени психологи, — смягчила обиду Лала.

— Не все, — резко перебила ее Эсмира. — До сих пор меня никто не понимал так верно, как он. Окружающие полагали, что я просто дикарка, грубиянка. Мне тридцать два года. Он первый, кто так сильно потряс меня.