Одиночество вдвоем

К половине одиннадцатого Джонатан так и не вернулся после сверхурочной пьянки со своими коллегами и не сообщил по телефону, когда его ждать. Я всячески сдерживалась, чтобы не позвонить ему на сотовый. Почему он должен всегда сидеть дома? Ему требуется перерыв. Каждому требуется. Даже Бет изредка отлучается, чтобы выпить утром кофе со своими друзьями, посетовать на состояние парков восточной части Лондона и «вразумить» матерей, которые дают своим детям газированные напитки. Мы с Джонатаном могли бы сходить куда-нибудь. Я бы надела новое платье, и он бы весь вечер с удивлением глазел бы на меня. Однако до сих пор он не проявлял особого рвения высовывать нос после наступления темноты — до этого вечера, разумеется. Сейчас он, по-видимому, беззаботно шатается из одного бара в другой с группой сопровождения, состоящей из коллег женского пола.

В одиннадцать сорок пять я отрепетировала речь: «Видишь, я купила кое-что, чтобы выглядеть в твоих глазах привлекательнее. Хотя, понятно, в твоем списке приоритетов я на последнем месте». К двенадцати пятнадцати ночи я дополнила речь следующей фразой: «Можешь идти к чертовой матери». Интересно, как он отреагирует на поток ругательств. Я никогда не слышала, чтобы Джонатан ругался по-настоящему. Иногда у него случайно вырывалось «Черт побери», это когда он опаздывал по утрам и не мог привести в порядок свои манжеты. Даже в этом случае он потом извинялся.

В 1.26 ночи Бен проснулся, чтобы поесть. Уже не имеет значения, что я убаюкиваю его в платье, которое стоит больше, чем наша новая стереосистема, которой мы не пользовались, так как Джонатан не любит музыку, даже классическую. Пока Бен пил из бутылочки смесь, я про себя информирую Джонатана, что я собираюсь переехать к Элайзе, и не мог бы он подъехать в удобный момент с моими вещами? Не то чтобы у меня их было много. Мои вещи сразу бросались в глаза своим поношенным видом среди ухоженных вещей Джонатана. Какой мне толк от моих жалких книг в мягкой обложке и поваренных книг, подаренных мне моей матерью, когда я ушла из дома? Однако я не припоминаю, чтобы она что-нибудь готовила из отдельно взятых продуктов. В одной книге была глава о кошмарных салатах, требующих замысловато нарезанных фруктов и сахарного крема. Джонатан воспринял все это без особого энтузиазма, сказав, что мы усовершенствуем мое питание, после чего отнес все ненужное в магазин Сью Райдер, торгующий подержанными вещами. А мой черный фотоальбом — подарок Элайзы, в который она вставила наши фотографии на острове Корфу, — был положен в ящик с поваренной книгой с рецептами сахарного крема, чтобы я никогда не могла увидеть его снова.

Конечно, у меня все еще оставалась моя одежда, которую я носила до беременности, достаточно немодная, способная придать довольно измотанный вид, но все же не настолько допотопная, чтобы выглядеть придурковато старомодной. Но теперь у меня есть мое новое платье. Оно выглядит намного лучше в слабом мерцании ночника. Я высоко себя ценю, даже если Джонатан так не считает. Впрочем, я уже ни на что не претендую. Все кончилось.

Как только такси с грохотом остановилось у нашей квартиры, у меня уже были готовы сорваться с языка слова: «Между нами все кончено. Мы старались, все делали достойно, но это не срабатывает. Можешь видеть Бена сколько хочешь. Ходи с ним в парк по выходным дням, как делают папы. Я уверена, что это не повлияет на его нервную систему, если мы разойдемся, так как он еще маленький. Не надо делать из этого проблемы. Мы же разумные люди, не так ли?»

Из такси вылез человек и медленно направился к нашей калитке. Вор, узнавший, что в доме только женщина с ребенком. Я посмотрела в дверной глазок и увидела, как Неизвестный что-то ищет в своих карманах — лом-фомку? нож? — затем, шатаясь, оперся на оцинкованный горшок с лавандой.

Я открыла дверь.

— Привет, — произнес Джонатан.

— Где ты был?

Он проскользнул мимо меня, смешно стараясь держаться прямо, словно на голове у него лежала книга.

— На тебе платье.

— Почему ты не позвонил?

— Оно очень красивое.

— У меня просто ум за разум зашел.

— Можно я поближе посмотрю на платье? Мне нравится, как оно опускается спереди.

Я отодвинулась от него.

— Не думаешь же ты, что я злюсь, потому что ты хорошо провел время. Это не то, что…

— Ты сексуально выглядишь.

— Почему ты заставил меня так беспокоиться? Ты не знаешь, что значит сидеть и ждать.

— Ты мне нравишься.

— В самом деле?

— Может быть, нам лучше лечь?