Одиночество зверя (СИ)

— А как ты вообще представляешь свободные выборы? До сих пор вся оппозиция вместе взятая так и не удосужилась предъявить достаточные доказательства массовых фальсификаций при подсчёте голосов, ведущих к кардинальному изменению результатов в масштабе страны. Злоупотребления, конечно, есть, но, как они ни тужились, смогли выявить только считанные проценты избирательных участков, где махинации удались. Случались несколько раз крупные истории в регионах, через суд результаты отменялись, но всё равно — их размер не давал возможности повлиять на общий расклад сил в целом по стране. Покровский и я не участвовали в теледебатах, но это не является ужасным свидетельством диктатуры. В США республиканцы и демократы дебатируют исключительно друг с другом, только в девяносто втором году Росс Перо стал третьим, но он к тому времени имел значимую поддержку избирателей. В американских избирательных бюллетенях обычно указываются больше десятка кандидатов от разных партий, но какая-нибудь социалистическая рабочая или либертарианская партия в ходе предвыборной кампании упоминается на телевидении не чаще, чем в наших кампаниях — представители пресловутой внесистемной оппозиции. Они не хотят или действительно не могут понять простую истину: в России либералы — такие же маргиналы, как в США — социалисты или нацисты. А возможно — понимают, но не хотят принять.

— Но в Италии ведь в своё время провели операцию «Чистые руки» и спокойно живут по сей день, гибнуть не собираются.

— Насколько спокойно — ещё вопрос. У них рухнула традиционная партийная система, и до сих пор они не создали мало-мальски стабильную новую. Партии без конца самораспускаются, объединяются, разделяются — едва ли не к каждым парламентским выборам кардинально меняется перечень политических сил. Как, по-твоему, усилится у нас законодательная ветвь власти в таких обстоятельствах или ослабнет?

— Сначала следует дать определение ослаблению или усилению. Свободно избранный, но раздробленный парламент, полагаю, может обрести больший авторитет, чем нынешний.

— Сильно сомневаюсь. Левые и националисты способны Россию уничтожить, но не спасти.

— Ты уже заранее решил, кто победит на свободных выборах?

— А ты до сих пор не выросла из прекрасных надежд девяносто первого года? Люди боятся реформ, как чёрт ладана, а реформы жизненно необходимы. Нужно менять модель экономики с сырьевой на наукоёмкую. Такая перемена предполагает необходимость смены прежнего образа жизни миллионами семей, поскольку технический прогресс оставит без работы миллионы сталеваров и шахтёров, а они, в свою очередь, должны получить возможность обеспечивать свои семьи иным способом.

— Потребуются инвестиции, а они спасаются от вас с Покровским бегством на все стороны света.

— Можно подумать, политический хаос в стране их привлечёт.

— Как же ты боишься свободы, даже странно слышать.

— А ты рассуждаешь по-детски. Свобода не может свалиться с неба, она требует для себя определённых условий. Законность должна ей предшествовать, а не следовать — в противном случае выйдет лишь разгул вседозволенности.

— Хорошо, вернёмся к земным проблемам. Я всё же не поняла из твоих слов: Покровский тебе подчиняется или нет?

— Что ты называешь подчинением?

— То же, что и все остальные люди.

— А именно?

— Он выполняет твои указания и распоряжения?

— Я не издаю нормативных актов такого рода.

— Хорошо, указы и поручения.

— Разумеется.

— А ты издаешь указы и поручения, с которым он не согласен?

— Случается.

— А можешь привести конкретные примеры?

— Ты мне не веришь?

— Нет, просто любопытно. Вся страна усиленно пытается проникнуть в природу ваших взаимоотношений, а чем же я хуже?

— Какие ещё взаимоотношения? Он премьер, я президент — этим всё сказано.

— Но раньше он был президентом, а ты — премьером.

— А ещё раньше ни он, ни я не были ни президентом, ни премьером.

— И всё же — меня интересует момент перехода. Вчера он был твоим начальником, а сегодня уже наоборот. Как вы там между собой утрясали психологический перелом?

— Какой ещё перелом? И причём здесь начальник?

— Ну, как же — у нас всё же президент воспринимается главным начальником всей страны.

— Здесь как раз и кроется одна из проблем. Президент — ничем не главнее парламента или суда.

— Де-факто всё же главнее. По крайней мере, главнее парламента и уж точно — премьера.

— Откуда ты знаешь? Прочитала в оппозиционной прессе?

— Возможно, ты — действительно не главнее премьера и парламента, но Покровский в качестве президента уж точно не имел в твоём лице и в лице парламента препятствия в проведении его политики. Уж извини.

— Скажи ещё, что он и сейчас не имеет в моём лице препятствия.

— Честно говоря, многие именно так и думают. Я понимаю, тебе неприятно меня слушать, но я только выражаю широко распространённое мнение.

— И каким же образом ты общественное мнение изучала?

— Я имею в виду круг своего общения. Надеюсь, ты не будешь его устанавливать и мстить людям?

— Думаешь, я на такое способен?

— Честно говоря, я не думала увидеть тебя и в роли президента. Даже когда ты дорос до премьера.