Одиночка

«Надеюсь, не встряну в пробку. Не хотелось бы по приезде обнаружить тебя храпящей на столе».

Отправив ответ, я поворачиваюсь к окну. Кажется, понемногу начинает отпускать. Возможно, сегодня перед сном мне наконец удастся выкинуть из головы кадр сгорбленной спины Димы. Возможно, сегодня желание написать ему «Пожалуйста, прости за все» станет чуточку меньше.

— Я тут! — Ксюша активно машет мне рукой из-за дальнего стола кафе.

Я иронично улыбаюсь: пожалуй, даже слишком активно.

— Второй? — киваю на бокал красного вина, стоящий перед ней.

— Ты полчаса ехала, — притворно возмущается она, чмокнув подставленную щеку. — Не цедить же мне один все это время.

Под ее наблюдающим взглядом я заказываю салат и фужер просекко. Мы не виделись с того дня в боулинге: Ксюша несколько раз звонила, но я всякий раз находила возможность перенести встречу, чтобы избежать необходимости ей лгать. Но это было до того, как я призналась Диме в измене. Сейчас необходимости скрывать правду нет. Рано или поздно новость о том, что мы с Димой больше не вместе, дойдет до всех. Если еще не дошла.

— Как дела? — начинает она первой. Мол, давай рассказывай, что происходит и куда пропадала.

— Живу у мамы, — лаконично отвечаю я и тянусь к блюдцу с оливками.

— Поругались с Димой?

Совсем не хочу есть, но все равно кладу оливку в рот и начинаю жевать. Просто чтобы показать, что у меня все в порядке. Не хочу выглядеть бедовой истеричкой, страдающей от последствий своих идиотских поступков. Даже если так оно и есть.

— Можно и так сказать. Ближайшие лет десять он вряд ли захочет меня видеть.

Не знаю, почему выбираю именно этот тон для разговора. Насмешливо-ироничный. Мне не смешно и совсем не до иронии. Наверное, просто не знаю, как себя вести. Встреться мы дня три назад, я бы рыдала Ксюше в плечо, а сейчас не слишком удачно обживаюсь в новом статусе.

— Загадками говоришь, — с показным раздражением вздыхает Ксюша. — Можно поконкретнее?

Просекко приземляется передо мной как нельзя кстати. Поблагодарив официанта, прилично [N3] отпиваю и возвращаю фужер на стол.

— Я изменила Диме с Адилем в туалете на дне рождения Сени. Три дня назад призналась ему в этом. Как-то так.

Эмоции, промелькнувшие на лице подруги, доставляют мне мазохистское удовлетворение. Ксюша в шоке. Еще бы. Это происходило у всех под носом. Пока она, самая внимательная и наблюдательная, любезничала с именинником.

— Офигеть, — изрекает она, на ощупь находя бокал. — А ты умеешь преподносить новости.

— Решила сделать этот вечер незабываемым.

Какое-то время Ксюша молчит, пьет вино и барабанит по столу пальцами, осмысливая услышанное, а потом неожиданно взрывается:

— Блин, я же видела, что вы оба исчезли, но не придала значения! Даже подумать не могла… И что Адиль? Неужто вернуть тебя решил?

Я горько усмехаюсь:

— Ну конечно. Сказал, что нашей с Димой любви мешать не станет.

Ксюша раздраженно поджимает губы.

— Ясно. Мудак мудаком. Блин, капец как Димона жалко. Неудивительно, что он с радаров пропал.

— Он пропал? — живо реагирую я, цепляясь за возможность узнать о состоянии Димы хоть что-то.

— Вроде бы. Сеня говорил, что предложил ему встретиться, но тот отказался.

Защитная ирония улетучивается в тот же миг, оставляя после себя стихшую боль. Как он? Где? Все ли с ним в порядке? Ходит ли на работу?

— Мне нужно спрашивать, как тебя угораздило? — продолжает Ксюша.

— Не стоит, — отрезаю я. — Если хочешь пристыдить, тебя опередила моя совесть.

— Ты поэтому ему рассказала?

— Поэтому. Больше молчать не могла.

Ксюша вновь хватается за бокал и залпом его опустошает. «Капец», — слышится ее тихое бормотание.

— Я еще пару дней у мамы поживу, а потом к себе в квартиру перееду.

— Думаешь, не простит?

— Знаешь же, какой он ревнивый.

Ксюша вздыхает.

— Я бы ни за что не призналась.

Это правда. Она не такая дура, как я.

— Ты бы и не изменила.

— И это тоже. Но у меня и такой влюбленности не было. Адиль — это твое личное проклятие.

Когда во мне умрет это неистребимое желание его защищать? Мысленно я Адиля распять могу, но слышать, как его поносят другие — невыносимо.

— У меня отец со стремянки упал, — говорю невпопад. — Соседка позвонила неделю назад. Он бедро повредил и два дня не вставал. Адиль за ним ухаживал.

— Типа извинялся так? — скептически приподнимает брови Ксюша.

Я неопределенно пожимаю плечами и одним глотком допиваю просекко. Не знаю, почему он это делал. Но это в любом случае хороший поступок. Не мудака.

— Еще выпить закажем? — предлагаю я, желая поскорее сменить тему, и вдруг замечаю, что Ксюшино лицо становится напряженным.

Проследив за ее взглядом, оборачиваюсь. Нервы пробивает током. На входе, рядом со стойкой администратора, знакомые фигуры: Роберт, Сеня… и Дима. Робсон что-то говорит девушке, и та, доброжелательно улыбнувшись, указывает рукой в центр зала. Мол, все столики свободны, ребята. Садитесь за любой.

От шока я даже отвернуться сразу не могу. Так и сижу с перекошенным от паники лицом, до тех пор пока Ксюша меня не окликает.

— Даш! На меня смотри. Делаем вид, что их не видели. Захотят — сами подойдут.