Одиночка

Кивнув, Дима запускает ладони в карманы брюк. Похоже, это его новая защитная привычка. Не удержавшись, я быстро касаюсь губами его щеки и шепчу «пока».

В такси упираюсь головой в холодное стекло, чтобы перенести на него тяжесть мыслей. Никак не могу понять, какие эмоции во мне преобладают: радость или смятение. Сложно сразу прийти в себя после такого. Интересно, мама спит? Новость о примирении с Димой ее обязательно обрадует.

Я достаю из кармана пальто телефон и, набрав ей: «Я еду», снова прижимаюсь к стеклу. Огни фонарей сливаются в одну неровную золотую прямую, которая обрывается, едва машина выезжает на трассу. Внутренний голос усмехается: «Эй, а ну-ка радуйся давай. Так легко отскочила».

Глава 26

На следующий день я решаю поехать к отцу. С самого утра, даже не позавтракав. На удивленный взгляд мамы говорю, что тороплюсь и все объясню позже. Куда тороплюсь, я и сама не знаю. Отец, наверное, еще не проснулся.

По пути покупаю пироги — два: один с мясом, другой с творогом и изюмом. На четвертом этаже останавливаюсь и звоню в серую металлическую дверь. Переступаю с ноги на ногу, нервно вздыхаю. Ну вот что я за дура? Ни свет ни заря прибежала, а что сказать, не придумала. Дура, тряпка, слабачка и куча других нелестных прозвищ… Что я услышать рассчитываю? Надеюсь, что Адиль парой фраз рассеет мое смятение?

Дверной замок проворачивается, заставляя меня крепче сжать пакет с пирогами. Поздороваюсь, спрошу, как дела его у матери. Предупрежу, в конце концов, что Дима в курсе случившегося между нами, а дальше буду смотреть по ситуации.

На пороге вместо Адиля появляется дородная светловолосая женщина лет пятидесяти. Ее я вижу впервые.

— Здравствуйте, — певуче произносит она, быстро смерив меня взглядом. — А вы к кому?

— А… — От неожиданности я теряюсь и немного краснею. — Адиль дома? Сын Гули.

— А он здесь ведь не живет уже, девушка. Я сиделка, за его матерью присматриваю. Или вы с ним встретиться договорились? Он же обычно к десяти подъезжает.

Я растерянно моргаю. Адиль здесь не живет? И давно? Я ведь еще неделю назад его здесь видела. Или он тоже проездом был? А где он обитает сейчас? Успел снять квартиру?

Внутренний голос язвит: «Или съехался с той стриптизершей. Очень удобно».

— Спасибо большое, — говорю я смущенно, делая шаг назад. — У меня отец этажом выше живет. Решила по пути зайти.

— А зовут вас как? — вежливо интересуется женщина. — Я передам, что вы заходили.

— Я Даша. Спасибо вам большое и извините за беспокойство.

Приятная она. Адиль таки нашел достойную сиделку для своей матери. А я все-таки дура. Ну вот для чего людей потревожила? И даже пирог не отдала.

Отца я застаю на кухне, готовящим завтрак. Завтрак — это яичница, бутерброды с маслом и крепкий чай. Ходит он уже вполне уверенно, только слегка хромает. Это хорошо. Значит, на днях сможет выйти на работу и не придется заново таскаться по собеседованиям.

Я нарезаю пироги. Тот, что с творогом, тоже, ведь твердо решила второй раз не позориться под дверью Адиля. Хватит. Сколько можно? Очевидно, не судьба.

— Давай помогу, — предлагаю я, когда отец, морщась, наклоняется, чтобы вытащить мусорный пакет из ведра.

Он сурово мотает головой, мол, не нужно, и этим движением напоминает о человеке, которым я так восхищалась в детстве. По-мужски терпящем любые невзгоды, держащем всё в себе. Может быть, эти замкнутость и невозможность выражать эмоции и стали причиной его алкоголизма.

— Мама как? — буркает отец, усаживаясь напротив. — Живет еще со своим?

— Живет конечно, — безжалостно подтверждаю я. — И будет жить еще очень долго. Олег ее на руках носит.

Ничего не ответив, отец сосредотачивается взглядом на яичнице. Есть ли вероятность, что он до сих пор любит маму? И действительно ли любил, если позволил зависимости победить?

— Она тебе привет передавала, — в очередной раз вру я, смягчившись.

Кажется, отцу это нужно. Знать, что в мире, помимо меня, еще есть человек, которому он небезразличен. Даже если это не так.

Отец кивает. Он всегда кивает, но никогда не просит передать ответный привет. Может быть, потому что чувствует себя виноватым. Никак не откажусь от привычки его романтизировать.

— А у тебя молоко есть, пап? Чай слишком крепкий.

Ответ отца перебивает хлопок входной двери. Вздрогнув, я резко оборачиваюсь. Неужели забыла ее закрыть?

— Сейчас проверю, что там, — бормочу, вскакивая с места. — Сиди.

«Может быть, ее сквозняком захлопнуло? — думаю я по пути в прихожую. — Ну или же…»

Там «или же». На пороге стоит Адиль. В очередной дорогущей толстовке и джинсах. Сегодня без бейсболки.

— Привет, — здоровается он первым, задерживаясь взглядом на моих босых ступнях. — Сиделка сказала, ты заходила.

Сердце снова разгоняется, заставляя кровь прилить к щекам. На обратном пути я решила к ним не заходить и обратить, наконец, внимание на знаки. А Адиль взял и поднялся сам.

— Да. — От волнения неловко прячу руки за спину. — Хотела узнать, как твоя мама… и заодно поговорить.