Одиночка

«И что же тогда делать?» — пищит в голове испуганный голосок.

Промокнув рукавом щеки и убедившись, что они сухие, я поворачиваюсь к соседской двери. От нового прилива унижения передергивает, и перед глазами как по команде возникает ненавистная зарисовка из детства: пьяный отец, который ломится в нашу квартиру, и осуждающие лица соседей, вышедших на шум. Всю свою жизнь пытаюсь откреститься от прошлого, но оно всегда находит способ меня догнать.

Собрав разбросанную одежду и сложив ее возле двери в нашу с Димой, теперь уже бывшую, квартиру, тихо стучусь к соседям в надежде, что кто-то из них в это время не спит.

Ничего. Никто не открывает.

Зажмурившись от отчаяния, стучусь немного громче. Самообман в действии: кажется, будто деликатный стук сгладит факт того, что я позорно стою босая в подъезде.

Дверь не открывают очень долго, и когда я уже собираюсь протянуть руку к звонку, замок проворачивается.

Даже не знаю, какое чувство сильнее: облегчение, что не пришлось скакать по этажам в поисках телефона, либо же стыд перед мужчиной, стоящим в дверях, потому что он это видит. Пусть за солью мы с Павлом друг к другу не ходили, но здоровались почти каждый день.

— Я очень извиняюсь, что так поздно…

Ошарашенный взгляд соседа опускается по мои босые ступни и перемещается на гору вещей, сложенных у противоположной двери.

Сжав кулаки, я проглатываю унижение.

— Разрешите, пожалуйста, позвонить.

— Проходите, конечно… — бормочет он, отступая. Видно, что смутился и не знает, как себя вести. Его-то семья совершенно нормальная: миловидная жена в декрете и двое дочурок-погодок. — Сейчас…

Он исчезает в квартире, оставив дверь открытой, и спустя несколько секунд возвращается с телефоном в руке.

— Может быть, все-таки пройдете? — осведомляется уже бодрее, заметив, что я по-прежнему стою на придверном коврике.

— Спасибо, — слабо улыбаюсь я, переступая порог. — Мне только один звонок сделать.

Павел вручает телефон и тактично выходит из прихожей. Вариантов, кому позвонить, не так много: толькомама и Ксюша. Но маме я звонить не хочу — стыдно. Они с Олегом столько для меня сделали: дали прекрасное образование, окружили заботой, купили, в конце концов, квартиру и помогли сделать в ней ремонт… Мечтали увидеть меня счастливой. Такое зрелище станет для них шоком.

Значит, остается Ксюша. И кстати, у нее есть запасные ключи от моей квартиры, оставленные для полива цветов на время недельного отъезда. Да, надо звонить ей. Может быть, она даже не спит, гоняя свои обожаемые сериалы.

Гудок, еще один, за которым раздается недовольное сухое «Алло». Еще бы. На часах глубоко за полночь, а номер незнакомый. Чудо, что прагматичная Ксюша вообще взяла трубку.

— Это Даша, — выпаливаю без прелюдий. — Нужно, чтобы ты меня забрала от Димы. Это очень срочно. У меня ни денег, ни телефона. Ключи от моей квартиры ведь у тебя? Захвати их тоже.

В трубке слышится неопределенное кряканье, а потом лаконичное «Поняла, скоро буду». У каждого в жизни должен быть тот, кому можно вот так позвонить среди ночи и без лишних расшаркиваний сказать: «Бросай всё и срочно приезжай ко мне».

— Спасибо вам большое. — Я возвращаю подошедшему Павлу мобильный и в нерешительности пячусь назад, к раскрытой двери. — Очень выручили. Подруга сказала, что скоро меня заберет.

— Так подождите ее у нас, — указывает он в глубину квартиры, откуда льется свет. — Или вы планировали вещи собрать? Я могу дать пакеты.

Вещи. О них я даже не подумала. А может, ну их к черту? В квартире у меня есть и другие. А с этими Дима пусть сам разбирается.

— Если вас не затруднит, можно парочку? — соглашаюсь я, смалодушничав.

Невозможно не думать о том, как удивятся соседи, когда наутро увидят гору женских вещей возле квартиры, в которой я жила.

В дополнение к огромным икеевским сумкам Павел выдает мне домашние тапочки и, несмотря на смущенные протесты, помогает собирать вещи. Мир совсем не дерьмо. В какой бы тупик ни завела жизнь, вокруг обязательно найдутся те, кто протянет руку помощи.

На кухне отзывчивых соседей я провожу около двадцати минут, пока на телефон Павла наконец не перезванивает Ксюша и не сообщает, что ждет внизу.

Сказав очередное «спасибо» и пообещав себе непременно отблагодарить семью Павла за доброту, я взваливаю на плечи мешки и выхожу в подъезд. В пижаме, поверх которой надет вязаный свитер, и в чужих домашних тапочках. Ксюша будет в восторге.

Когда двери лифта гостеприимно разъезжаются, за спиной неожиданно слышится звук проворачиваемого замка, который сменяет мрачный голос:

— Можешь зайти обратно.

Едва высохшие глаза стремительно намокают. Серьезно? Могу зайти обратно? Спустя час и череду унижений?

— Пошел ты, — хриплю я, шагнув внутрь кабины.

Как только лифт трогается, пальцы безвольно разжимаются и сумки с глухим шорохом приземляются на пол. Прислонившись к стене, я закрываю лицо руками и жадно хватаю ртом воздух. Вот бы проснуться завтра и выяснить, что это был сон.

Глава 32

Я заканчиваю свой рассказ, в течение которого несколько раз прерывалась из-за удушающего спазма в горле, и горько усмехаюсь: