Одиночка

— Как сказал Роберт: классно попили пива.

Ксюша, все это время слушавшая меня молча, барабанит пальцами по рулю и смотрит в окно. От отсутствия какой-либо реакции с ее стороны тело еще сильнее сковывает напряжение. Почему она молчит? Считает случившееся закономерным? Думает, что я получила по заслугам?

— Это просто пиздец, Даш, — гневно произносит она наконец. — Слушаю и ушам своим не верю.

Моя спина размазывается по креслу ее Ниссана как подтаявшее масло на куске хлеба. Сейчас я настолько раздавлена и уязвима, что любой намек на осуждение стал для меня фатальным.

Посочувствовал бы Сеня, узнай о том, что Дима выставил меня ночью за дверь в одной пижаме? Очень сильно сомневаюсь. По его мнению, я заслужила это своей изменой. Ксюша могла считать дальше.

Вот я дура. Конечно, Ксюша — мой человек, и ей бы никогда такого в голову не пришло. Это нестихшее чувство вины путает мне мысли.

Все же угрызения совести — страшная вещь. Она заставляет сомневаться в себе и по капле уничтожает чувство собственного достоинства.

— Неужели он такой пьяный был? — продолжает кипятиться Ксюша, сверкая глазами. И сама же отвечает на поставленный вопрос: — Да каким бы пьяным Дима не был — такому поведению нет оправдания! Выставить свою женщину ночью в подъезд, вышвырнув ее вещи… Ну вот что за…? Просто скотский поступок.

— В него как будто бесы вселились, — шепотом говорю я, отчаянно желая услышать ее предположение о причине столь внезапных перемен. Потому что я сама я шокирована и ничего не понимаю. — Для чего тогда нужно было приходить ко мне и просить вернуться? Для чего врать, что простил? Я ведь и не рассчитывала, что так случится… Зачем он поманил меня как собаку, а через неделю вышвырнул за дверь?

— Переоценил он свои силы, видно, — мрачно изрекает она, нажимая на кнопку сбоку, чтобы приоткрыть окно. Следом в ее руках появляется пачка Мальборо и вспыхивает огонек зажигалки.

Я глазам не верю. В юношестве мы все немного баловались курением, но я была уверена, что уж кто-кто, а правильная Ксюша точно не вернется к пагубной привычке.

— Мне казалось, что Дима просто неконфликтный и мягкий, — продолжает она, раздраженно выпуская в окно ментоловый дым. — А теперь начинаю думать, что он самый настоящий слабак и…

— Ты разве куришь? — перебиваю я.

— Очень редко. Когда на работе понервничаю или вот как сейчас психану. В общем, Дима разочаровал. Мне казалось, что он идеально тебе подходит.

— Потому что мягкий и неконфликтный? — невесело усмехаюсь я. — И кстати, попробуй только сойтись с Сеней — прокляну. Этот придурок мне почти бойкот объявил. В баре постоянно подначивал и намекал, что я теперь права слова не имею.

На лице Ксюши мелькает смущение. Они с Сеней близки так же, как я с Робертом, и слышать критику в его адрес ей конечно не приятно.

— Думаешь, это он Диму против тебя настроил?

— Да нет конечно. Разве что немного поспособствовал его уверенности в том, что со мной нужно быть пожестче.

Опустив взгляд, я тяну рукава свитера, под которым обнаруживаются бурые отпечатки пальцев. Значит, мне не показалось. Вот они — доказательства того, что я ничего не выдумала, и Дима действительно перешел грань.

— Это он тебе сделал? — дрогнувшим голосом переспрашивает Ксюша, трогая мое запястье. — Боже, что за сволочь… Просто в голове не укладывается… Столько ведь лет друг друга знаем.

Внезапно мне хочется поскорее оказаться дома одной. Не хочется разговоров, не хочется сокрушаться о произошедшем, выяснять причины и впитывать сочувствие. Я смертельно устала. Хочу закрыть глаза и уснуть.

— Ксюш, спасибо тебе большое, что приехала и довезла до дома, — я берусь за ручку пассажирской двери и, поймав ее недоуменный взгляд, поясняю: — Извини. Как-то резко сил не осталось. Надо поскорее лечь. Завтра созвонимся, ладно?

— Да, да, хорошо, — Ксюша выбрасывает за окно окурок и оборачивается назад, туда, где лежат сумки с моими вещами. — Ты их возьмешь или?

— Можно потом?

Спустя минут пять я лежу в кровати: в квартире, в которой долго и планомерно делала ремонт, и в которой прожила меньше, чем он длился, из-за переезда к Диме. В спальне все еще витает запах пало санто, который я зажигала по вечерам для лучшего сна, но сегодня он никак не способствует засыпанию. Я по-прежнему чувствую себя измотанной, но провалиться в небытие не получается. Сколько меня еще будут догонять последствия одной ошибки? Неделю? Месяц? Несколько лет? Всю оставшуюся жизнь?

* * *

Первый раз я очнулась около семи утра. Открыв глаза, разглядываю знакомую статуэтку на тумбочке и, воспроизведя в памяти события минувшей ночи, зарываюсь лицом в подушку. Нет, нет, нет. Я еще не готова. Пожалуйста, нет. Мне нужно еще поспать.

Во-второй раз просыпаюсь через пару часов с теми же ощущениями. Я не хочу вставать — ведь бодрствование означает новый прилив воспоминаний и череду невеселых мыслей, в которым я не готова. Чувствую себя еще более уставшей, чем когда покидала Ксюшину машину.