Одиночка - Джек

Наступила полная тишина. Потом из дальнего далека вновь послышался протяжный, тоскливый волчий вой, пронзающий ночь.

Глава 25 ДЕЙСТВИЯ НА ВСЕХ ФРОНТАХ

После этого события стали развиваться столь быстро, что Джовилл для постороннего взгляда выглядел скорее центром тайфуна, нежели просто средоточием событий. Прежде всего события задели Эндрю Эпперли. Сначала он услышал остро ранившую его весть, что Дэвид мертв. Потом получил письмо от Дэвида, вызвавшее у него серьезные опасения, и сразу вслед за этим пришла записка, которую Одиночка Джек написал в гостинице Джовилла и в которой сообщал, что в Дэвида стреляли.

И Эндрю Эпперли стал готовиться к войне.

Начал он с того, что послал вызов через своего управляющего своим помощникам. Он собирал всех своих ковбоев, за исключением нескольких человек, которых необходимо было оставить на пастбищах, чтобы присматривать за скотом. Там оставались наименее меткие стрелки, наименее опытные всадники.

В то же время спешный призыв был послан и всем соседям — богатым фермерам, а также тем мелким арендаторам, кто когда-либо проявил свою доброту и великодушие по отношению к высшим или низшим.

Откликнулись все. Через полдня, когда работа была в самом разгаре, быстрый скакун нес всадника на юг, к железной дороге. Всадник спешил передать на телеграф важную депешу в Вашингтон, в которой Эпперли просил покровительства у одного живущего там друга семьи, чтобы действия, которые он собирался предпринять, были признаны чем-то вроде правительственной акции под его руководством. Около полудня ковбои уже сидели на лошадях, покачиваясь в седлах.

Эпперли и его управляющий Лес Бриггз пересчитали всех — набралось семьдесят пять крутых ребят. Когда же они оба присоединились к войску, получилось четыре отряда по восемнадцать-двадцать человек. Окинув взглядом строй, где каждый боец был вооружен по крайней мере парой кольтов и у каждого было хорошее многозарядное ружье — как правило, винчестер, — Эндрю Эпперли преисполнился уверенности в том, что судный день Джовилла грянул.

И они отправились в путь, и ехали быстрой рысью через холмы, продвигаясь по извилистой тропе к далеким владениям Александра Шодресса, и Эпперли все время держался во главе отряда. Лицо его осунулось, глаза хмуро смотрели в землю — так велики были его душевные страдания.

Пока бойцы скачут к Джовиллу, давайте осмотримся по сторонам и представим, что в это время делают Шодресс и все прочие.

Вот Большой Алек Шодресс собственной персоной. Он разговаривает с доктором Майерсом. Доктор взял на себя заботу о лечении молодого Эпперли, и потому Шодресс пожелал побеседовать с ним.

— Док, — сказал толстяк, — выживет Дэвид или умрет?

— Один Бог знает, — развел руками доктор.

— Теперь слушайте меня, — потребовал Шодресс. — Вы хотите, чтоб вам в этом городе хорошо жилось, а?

— Хотелось бы жить как можно лучше, — отвечал доктор.

— И чтоб мои друзья обращались к вам за помощью?

— Само собой, — кивнул доктор. — Ну, конечно, и те, кого они подстрелят.

— Ясно, — сказал Шодресс. — Преуспевать хотите. Я этому очень рад. Люблю, когда мои молодые друзья делают карьеру. Прямо душа радуется, как подумаю, что могу помочь вам выбрать правильную дорогу! А теперь скажите мне, дружок, не откладывая, — как там молодой Эпперли? И не рассусоливайте!

— Он все равно что покойник, — невозмутимо сказал доктор, поскольку этот молодой целитель был не из тех, кого волнуют страдания других. — Он почти покойник и давно уже должен был кормить червей. Одна только и есть причина, что он еще живой, — эта девица не дает ему умереть. Она обеими руками вцепилась в него, если можно так выразиться. Я сам был свидетелем того, как за три минуты разговора с ней температура раненого упала на три градуса!

— Чепуха!

— Да нет! В этом я не нахожу ничего необычного. Наверное, он в нее втюрился. Такое мне встречалось. Чаще, правда, так мать борется за жизнь ребенка. Вы не поверите, Алек, на что может пойти мать, чтобы обмануть смерть!

— Матери, — сказал Шодресс, — хороши на своем месте, а в Джовилле им делать нечего. Вот что я вам скажу, мой юный друг, — неловко как-то, что парень уж слишком цепляется за свою жизнь, чертовски неловко, неловкость в том, что вдруг да придет он в себя, а потом вспомнит имена тех парней, которые начинили его свинцом! А это все мои друзья, док, вы же знаете. Это меня мало радует, как вы сами можете догадаться!

— Прекрасно догадываюсь, — согласился доктор. — Могут заодно прижать и вас за соучастие в убийстве, так? Но чего же вы от меня-то хотите?

— Слушайте, этот Эпперли и вправду вот-вот сыграет в ящик?

— Да он, можно сказать, одной ногой стоит в могиле.

— Док, а вы, наверное, могли бы подойти да тихонько подтолкнуть его вторую ногу — ну, чтоб посодействовать природе!

Доктор повернулся к Шодрессу и посмотрел ему в лицо. Потом оба одновременно понимающе кивнули друг другу, ибо стоили один другого. Оба слегка улыбнулись.

— Ну? — выжидающе произнес доктор Майерс.