Как-то в детстве зимой я забралась на горку. Мне тогда от силы лет пять было, а горка была крутая и высокая, не под мой возраст. Мама, отвлекшаяся на разговор с подругой, предупредительно закричала, замахала руками, чтобы я спускалась, но меня было не остановить. Помню, как на бешеной скорости катилась вниз, лежа на спине и расставив руки. Шапка слетела, и голова больно билась о лед, потерялась варежка. То ощущение я запомнила навсегда: когда притяжение несет тебя вниз, остается только нарастающий страх и уханье в животе. Отсутствие контроля — вот что это было. В тот день я узнала, что есть вещи, которыми ты не можешь управлять.
Так и сейчас. Я ничего не контролирую: все так же лечу вниз, сдирая ладони, и надеюсь, что к концу пути не переломаю кости. Хотя кого я обманываю? О конце пути не думаю вообще. Есть только здесь и сейчас. Заботит лишь каждая настоящая секунда.
Эрекция Адиля давит мне в бедро через джинсы, его рука сжимает грудь. Он все так же не произносит ни слова, и от этого влажный воздух в туалетной кабинке только сильнее накаляется. Я чувствую это по собравшейся на коже испарине, по растущей дрожи в теле, которое вспыхивает, когда по стенам разносится эхо от бряцанья ремня.
Вот он, шанс попробовать всё переиграть. Выставить руки, тормозить ногами и никуда не катиться.
Рывком Адиль разворачивает меня к стене. Зажмурившись от прикосновения щекой к холодному кафелю, упираюсь в него ладонями. В детстве, когда я наконец достигла [N4] подножия той горы, из носа шла кровь, а ладони жгло от ссадин. Расплакавшись, я обещала маме, что больше никогда так не сделаю, а через три дня полезла на ту же гору снова. В отсутствии контроля есть своя притягательность: он снимает ответственность. Поэтому подчинение никогда не выйдет из моды.
Не открывая глаз, выдыхаю в стену громкий звук, когда Адиль толкает в меня член. Это даже не стон и не вскрик, а пыльный воздух, застрявший во мне семь лет назад.
Горка из детства исчезает, и я переношусь в комнату, увешанную картинами. Давление его рук на бедрах, каждый грубое проникновение, каждый громкий выдох словно с грохотом срывает их со стен одну за другой. Адиль трахает меня в туалете… Бах! Возле умывальника, в спущенных колготках, врезающихся в кожу. Бах! — падает следующая. Я изменяю Диме, к которому переехала три месяца назад и который такого не заслужил… Бах, бах, бах! Захлебываюсь стонами, как дешевая проститутка…
Адиль придавливает мою шею локтем, перекрывая возможность дышать, одновременно с этим движения внутри меня ускоряются. Его горячее прерывистое дыхание на щеке и ушной раковине, грудь припаяна к моему позвоночнику. Полное отсутствие контроля. Я не могу остановить нарастающее головокружение, как не могу и приглушить вульгарное чавканье, которое его член выдирает из недр моего тела. И подступающий оргазм тоже контролировать не могу. Прошла всего пара минут, но я к нему уже готова.
Стеклянный колпак снова опущен, только сейчас под ним находятся двое. Все окружающие звуки: стук каблуков о пол, шлепки сталкивающихся тел, мои задушенные вскрики; все, что находится вокруг: раздражающий свет с потолка, холодная плитка, шум музыки из-за стены, люди за ней…[N7] Все это глохнет, меркнет, сереет, стирается. Зато молчание становится значимым и придает происходящему животную остроту.
Скопившееся напряжение внизу живота взрывается неожиданно. Заставляет прогнуться и до крови прикусить губу. Сильно, сильно, еще сильнее… так сильно, что кажется, я на секунду теряю сознание. Адиль, конечно, чувствует и спазмы мышц, сдавливающие его член, и конвульсии, сотрясающие мое тело. Он продолжает меня трахать, не дав передышки даже на секунду.
Короткий освобождающий рывок, прервавшееся дыхание. Давление на шее ослабевает, а тяжелый воздух наполняется пряным запахом спермы. Несколько капель попадают на бедро, заставляя вздрогнуть. Горячие. Я открываю и закрываю глаза. На мне сперма Адиля.
Сознание возвращается слишком быстро, к чему я совсем не готова. Стеклянный колпак отдаляется все больше и больше, обнажая реальность. Холодное давление кафеля на щеке, вибрацию басов за стенкой, удвоенноедыхание и нарастающее понимание случившегося.
Последнее ударяет меня наотмашь, когда давление тела позади исчезает и слышится плеск включенной воды. Дрожащими руками я подтягиваю колготки вместе с бельем, трясущимися пальцами трогаю веки, чтобы смахнуть выступившую на них влагу. Ноги ватные и едва меня держат. Паника, оглушенность, полная дезориентация…
Проведя рукой по волосам, я заставляю себя встретиться с Адилем взглядом в зеркале. Он моет руки. Моет руки, после того как вломился сюда и трахнул меня.
— Ты не имел права… — голос осипший и вибрирует. — Так не поступают. Ты не имел никакого права, слышишь? Я с Димой. Мы живем вместе…
— Похуй мне на него.
Реальность продолжает неумолимо наступать. Звуки за стенкой все слышнее, и кажется, будто среди них я различаю Димин голос.
— А что тебе не похуй? — шепчу в отчаянии. — Ты не имел права все портить… У меня все было хорошо. Мы любим друг друга… Ты не имел права.