Одиночный полёт

— Андрей Иванович, — попробовал возразить Добруш, — боюсь, что это может дорого обойтись эскадрилье…

Но Петров прервал его:

— Сам виноват, дорогой. Не нужно было лезть в бутылку, всё и утряслось бы. А что я сейчас могу сделать?

Эскадрилья вылетела на барражирование. Полковник подвёл её к линии фронта на высоте двух тысяч метров.

Не успели истребители развернуться, как сверху на них свалилось десятка два «мессершмиттов».

Полковник Голубев был доволен: эскадрилья пришла на место вовремя, патрулировала на заданной высоте, от схватки не уклонялась и в неравном бою уничтожила три вражеских самолёта.

Добруш вышел из машины разбитым. То, что эскадрилья уничтожила три вражеские машины, его не радовало. Ведь он потерял двух очень хороших лётчиков!

Он отворачивался от оставшихся шести товарищей, которые бросали на него недоумевающие и тревожные взгляды.

Что он им мог сказать? Потерять за двадцать минут двух лётчиков — это же катастрофа!

Он ничего не сказал и полковнику Голубеву. Промолчал даже тогда, когда тот, похлопав его по плечу, сказал:

— Вот так надо воевать, майор!

Майор Добруш твёрдо знал, что так воевать нельзя.

— Отличные ребята! — продолжал полковник, не замечая состояния комэска. Орлы! С такими фашистов можно бить и бить… Э, да ты что?! — воскликнул он вдруг, увидев хмурое лицо Добруша. — Неужели перетрусил? Так и есть, на тебе лица пет! Вот чёрт, а дрался ты здорово, даже не подумал бы… Как ты врезал этому желтоносику! Блеск! Ну ничего, ещё отойдёшь… Ну, ну, чего хмуришься? Может, из-за вчерашнего? — легонько толкнул он Добруша в плечо. — Признаю, я ошибся. Твои ребята дерутся как черти. Я с удовольствием слетаю с ними ещё раз.

Майора мгновенно прошиб холодный пот.

— Ещё… раз? — спросил он хрипло…

— Это — настоящее дело, — сказал полковник, глядя в небо. — Честное слово, вернусь из поездки и стану проситься на полк…

Майор Добруш ворвался в кабинет Петрова.

— Андрей Иванович, я потерял двух лётчиков, но ему этого мало. Он хочет лететь ещё раз… Ради бога, сделайте что-нибудь! Я не могу допустить, чтобы эскадрилью расстреливали в угоду устаревшим инструкциям.

— Судя по всему, инструкции скоро будут изменены, — сказал Петров. — Но пока…

— С кем же я буду воевать?!

Петров нахмурился.

— Хорошо. Я поговорю с ним.

Но разговор, видимо, ни к чему не привёл. Не привёл ни к чему и разговор Добруша с полковником. Выслушав майора, тот холодно сказал:

— Будете воевать так, как вам приказывают, а самодеятельность мне бросьте!

Полковник сел в машину.

На лбу Добруша залегла глубокая поперечная морщина.

Всё повторилось, как и в первый раз. Не успела эскадрилья подойти к линии фронта, как сверху посыпались «мессершмитты».

Майор Добруш шёл ведомым у полковника. Рядом с ним висел второй ведомый-сержант Климов, молоденький лётчик, всего месяц назад пришедший в эскадрилью.

Хотя во все последовавшие события и вмешалась случайность — два немца атаковали одновременно и полковника, и сержанта Климова, — рука Добруша бессознательно направила самолёт на немца, атакующего неопытного сержанта. Четыре пулемёта «ишачка» полоснули по фюзеляжу «мессершмптта», и тот исчез во взрыве.

Одновременно исчез и полковник, сбитый вторым немцем.

Добруш подал команду перестроиться. Эскадрилья выиграла этот бой. Они потеряли одну машину, зато сбили шесть «мессершмиттов». Потому что у них был манёвр и появилась высота.

Об эшелонировании самолётов по высоте полковник Голубев не хотел и слышать. Он твёрдо помнил инструкцию о том, что истребительная авиация должна барражировать в пределах видимости пехоты для поднятия её боевого духа.

Майор же Добруш был убеждён в том, что боевой дух у пехоты никак не может подняться от того, что немцы безнаказанно сбивают на её глазах советских лётчиков. И он выстраивал перед боем эскадрилью этажеркой, загоняя её последнее звено на высоту шести-семи тысяч метров. Как только немцы пытались атаковать идущие у земли одну-две машины, на них сверху, как горох, сыпались истребители, заранее определившие цели, точно рассчитавшие удар и нападавшие тогда, когда их меньше всего ждали.

Немалую роль играло и распределение эскадрильи по парам, а не по тройкам, как было принято обычно.

Добруш часто вспоминал полковника Голубева, и на душе его становилось скверно от воспоминаний о том бое. Но он никогда не раскаивался в том, что бросился на помощь сержанту Климову. Эскадрилья должна была выиграть бой, и она его выиграла. И если у него потом нехорошо было на душе, если его преследовали и другие неприятности — какое это имело значение? Его личные неприятности, его переживания были пустяком по сравнению с той огромной бедой, которая обрушилась на страну. Чтобы её уменьшить, он должен выигрывать бои. Вот и сейчас капитан Добруш пытается выиграть бой. Ни одно наставление, ни одна инструкция не говорят, как должен действовать полумёртвый слепой пилот, находящийся в искалеченной машине за сотни километров от своего аэродрома.

— Штурман… в каком положении машина?

— Дайте небольшой крен влево… Так! Теперь нормально, командир.

— Высота?

— Пять двести.

— Где мы находимся?

— Скоро Лида.