Одинокая птица

Написав это, я все зачеркнула, а потом обвела каждое слово черными рамками. Получились вагоны поезда, которые я рисовала в детстве. Авторучка проделала в бумаге крошечные отверстия, и я посмотрела на лист на просвет, будто наблюдая солнечное затмение. Затем скомкала бумагу и швырнула в мусорную корзину. Промахнулась на несколько сантиметров — придется поднять.

Направляясь к мусорной корзине, заметила вспышки света во дворе наших соседей Ямасаки. Оранжевый конусообразный луч время от времени прорезал темные заросли кустарников. Я подошла к окну. Когда глаза привыкли к темноте, я сумела разглядеть госпожу Ямасаки, мать Кейко. Она стояла с фонариком в руках у своих гортензий. Что-то собирала и бросала в ведро. Я поняла, что она делает: обирает с гортензий улиток и слизней и бросает их в соленую воду. Но она обычно занимается этим по вечерам, а не в половине второго, глубокой ночью. Должно быть, весь день была занята по горло.

Мать мне часто говорила, что ей искренне жаль госпожу Ямасаки. Ее муж, доктор — человек богатый, но упорно не желает нанять женщину, которая бы убирала в доме, повара и даже медсестру в свою клинику. Все эти обязанности он взвалил на жену. «Она настоящая рабыня, — сочувствовала мать нашей соседке. — Каждый день — уборка в доме и в клинике, потом целый день в клинике, а вечером — кухня». Госпожа Ямасаки родилась на севере Японии, в бедной крестьянской семье. Она с детства приучена к тяжелому труду, поэтому на судьбу не жалуется. Не только ее муж, но даже Кейко и две ее старшие сестры обращаются с госпожой Ямасаки как со служанкой. Сами же девушки далеки от прозы жизни — они учатся музыке (играют на фортепьяно), посещают балетный класс, изучают тонкости икебаны. Ни разу не видела, чтобы они помогали матери — даже пыль не вытрут и не накроют на стол. Исхудавшая, морщинистая и сгорбленная, госпожа Ямасаки выглядит на десять лет старше мужа, цветущего краснолицего здоровяка. Вот сейчас она целых полчаса будет обирать улиток, а вставать ей нужно в пять или шесть утра. Готовить завтрак, обед, ужин, заниматься уборкой, вести в клинике бухгалтерские книги и так далее. Я передернула плечами. Грех мне жаловаться. Ну, сижу в комнате как бабушкина пленница. Но ведь я не рабыня. Я скорее бы умерла, чем разделила участь госпожи Ямасаки. Каждый день — одно и то же, и никакого просвета. Страшно даже представить.

Тут мне пришло на ум: мать считала, что жизнь у нее не сложилась и ей даже хуже, чем госпоже Ямасаки. Ей пришлось уехать из дома иначе страдания убили бы ее. А соседка хоть и трудится от зари до зари, но не сбегает же никуда. У нее обычная, вполне благополучная семья. По сравнению с горем моей матери обирать слизней с гортензий в половине второго ночи детская забава. Я представила себе скользкую розовую улитку, зажатую в моих пальцах и потом падающую в соленую воду, и брезгливо содрогнулась. Отвратительное занятие. А что уж говорить о мамином душевном состоянии!

Выключив свет, я не раздеваясь легла на кровать. Закрыла глаза, и в темноте поплыли звездочки. Так всегда бывает, когда посмотришь на яркий свет, а потом быстро зажмуришься. Раньше эти звездочки казались мне островами, плавающими в океане — островами, где таятся несметные сокровища и порхают среди деревьев прекрасные птицы. А сейчас звездочки ассоциируются у меня с осколками цветного стекла или фарфора Короче говоря, с чем-то разбитым.

Пытаясь заснуть, я подумала о девочке из материнской сказки. Той самой, что до встречи с добрым принцем носила на голове перевернутый горшок. Какое же облегчение она испытала, когда этот проклятый горшок треснул и раскололся! Она, должно быть, долго смеялась, глядя на его обломки, на монеты и драгоценные камни, рассыпавшиеся по земле. Конечно, она была счастлива, что избавилась от глупого заклятия. А что будет дальше — неважно. Принц мог бы и не жениться на ней. Пусть даже набежало бы ворье и растащили все ее богатство. Невелика потеря! Главное, девочка избавилась от отвратительной ноши и опять подставляла лицо ветру и солнцу.

Глава 7. Пасхальный рассвет

На полпути к доктору Мидзутани я обернулась, чтобы посмотреть на море. Пенящаяся вода, темно-синяя, с оттенком индиго, напоминает по цвету кубовую краску, которая продается в лавке в деревне дедушки Курихара. И только вдали, у самого горизонта, волны, искрящиеся на солнце — золотистые. Интересно, созерцал ли Кийоши сегодня восход солнца? Пастор Като решил в этом году не проводить пасхальную заутреню, поскольку в прошлом году народу пришло немного. На днях Кийоши сказал мне. «Я обязательно встану рано, встречу солнце и помолюсь». Меня он даже не пригласил.

Сейчас почти десять утра. В церкви, должно быть, играет на органе прелюдию госпожа Кубота. Потом споют несколько псалмов с бесконечным «Аллилуйя!». Прихожане сидят с закрытыми глазами, склонив головы, и размышляют о событиях последней недели. Они молча беседуют с Богом о своих проблемах. Я отчетливо вижу три или четыре ряда крепко стиснутых ладоней.