Одинокая волчица

— Деньги лишними не бывают, но завтрашний день, повторяю, исключается. С послезавтрашнего утра — ради Бога, все, что угодно. Да. Нет, Павлу звонить бесполезно, он скажет все то же самое. Спасибо. И вам не болеть.

Андрей положил трубку, взял свой стакан и с наслаждением сделал огромный глоток.

— Начальство просило тебя поздравить с днем рождения, — объявил он, закуривая сигарету.

— Так речь шла обо мне? — сделала я большие глаза. — А я-то ломаю голову, кого ты имеешь в виду.

— Да не придуривайся ты, — беззлобно отмахнулся Андрей. — Хочешь, пойдем и поставим эти самые штампы в паспорте. Будем супругами в законе. А то все только собираемся.

— Пойдем и поставим, — покладисто согласилась я. — Праздники кончатся и пойдем. Страна, между прочим, гуляет не только завтра, а дней десять подряд. Прикинь: с первого по четвертое, а потом с восьмого по десятое. В перерыве только-только опохмелиться успеет.

— И то правда. Угораздило же тебя родиться первого мая! Одним праздником в жизни меньше.

— И ещё всю жизнь маяться, если верить приметам. Слушай, давай пойдем жениться в следующем месяце. А то маяться придется уже на пару.

— Логично. А теперь давай-ка на кухню. Ты будешь шеф-поваром, а я — кухонным мужиком. Иначе завтра ничего не успеем.

Забегая вперед, скажу, что до загса мы и в этот раз не дошли. Текучка заела. А главное, мое вечное везение — попадать в ситуации, от которых получается только головная боль и нервотрепка. Даже без какой-то моральной компенсации за все заморочки.

Глава вторая

— Дикая чушь! — воскликнул он и с раздражением отбросил от себя книгу, за чтением которой он пытался уйти от одолевавших его назойливых, невеселых мыслей. И тут же задохнулся от приступа невероятной слабости: теперь любые эмоции были для него слишком большой роскошью.

На балконе роскошного загородного дома в кресле сидел старый человек. Все окружающие уважительно величали его Боссом, а за глаза окрестили Попугаем: за маленький рост, щуплое телосложение, крючковатый нос, больше похожий на клюв, и манеру держать голову немного набок. Только взгляд у этого Попугая был скорее орлиным — пронзительный и жесткий.

Глядя на этого респектабельного старика, трудно было представить, что большую часть своей бурной жизни этот человек возглавлял одну из крупных преступных группировок, был признанным авторитетом в бандитском мире и неоднократно отбывал срок, пока не понял, что в нынешних условиях совсем не обязательно грабить и убивать так, как он это делал раньше. Проще заняться легальным бизнесом и, используя свои старые связи, добывать деньги под вывеской крупной и уважаемой фирмы.

Пусть некоторые помнили, откуда он пришел в бизнес, а кое-кто из особо отчаянных даже пытался рассказать об этом общественности. Босс с самого начала избрал тактику презрительного молчания: никому не мстил, не угрожал — просто не замечал и лишь ронял иногда излюбленную фразу:

— Собаки лают — караван идет.

И его «караван» действительно шел, фирма процветала. Возможно, секрет успеха Босса заключался ещё и в том, что он не лез в политику, не стремился к открытой власти и если соглашался давать деньги на избрание кого-то на высокий пост, то непременно отпускал столько же на поддержку соперника кандидата: кто-то обязательно выигрывал, а Босс получал обратно свои деньги с процентами, да ещё и сохранял со всеми наилучшие отношения.

Через десять лет после создания фирмы Босс все ещё был силен и уважаем, но один он знал, что это все — только роскошная декорация, за которой — пустота. Умри он завтра, его империя мгновенно развалится, её растащат на куски, потому что преемника у него не было. А Босс сознавал, что жить ему осталось недолго: страшный диагноз, поставленный врачами полгода назад, не оставлял никаких надежд.

Босс прекрасно помнил тот разговор. После обследования в частной клинике, где клиентам обеспечивали абсолютную анонимность, он потребовал, чтобы лечащий врач сказал ему правду. Всю правду и только ему. Ни подчиненные, ни охрана, ни даже жена ничего не должны были знать.

— Сколько мне осталось? — спросил он в лоб после того, как оправился от неизбежного шока, вызванного жутким приговором.

Врач пожал плечами.

— Трудно сказать. Возможно, три года. А возможно и три месяца. Все зависит от того, как будет развиваться болезнь. Известны случаи и внезапной остановки роста опухоли, тогда больные жили лет пять-десять и умирали совсем от другого. Простите, я врач, а не провидец. Могу только сказать, что операция, к сожалению, уже бесполезна, время непоправимо упущено. Да и сердце у вас…

— Другими словами, я могу умереть…

— В любую минуту от любого напряжения. Чем больше будете беречься, тем дольше проживете. Я не буду нудить об алкоголе, сигаретах, женщинах — вам это не нужно говорить, вы сами все понимаете.