Одинокие женщины

Да и к тому же, как Флер отлично известно, у него уже имеются жена и ребенок, которых он бессовестно забросил.

При воспоминании о Розмари Алекс помрачнел. Он не виделся с ней с того самого вечера, когда его буквально вышвырнули за порог, их общение теперь шло только через адвокатов. Интересно, как она управляется одна, без него? Наверное, плоховато. Люди успевают привыкнуть друг к другу, а Розмари и подавно была рабой привычек.

— Розмари с кем-нибудь встречается? — поинтересовался он у тещи в прошлое воскресенье.

— Я бы с удовольствием сказала «да», противный вы тип, — съязвила Долли, — чтобы заставить поревновать. Но по правде говоря, по соседству от нас нет приличных холостяков — по крайней мере на мой вкус. А ведь я интересуюсь этим на протяжении последних семи лет.

Алекс раздраженно забарабанил пальцами по столу. Его мало волновало желание тещи подыскать замену почившему мистеру Бэйнтеру. Черт побери, да ведь ей перевалило за шестьдесят! Неужели женщины не способны уняться? Вот и Розмари…

— Ну, — сказал Алекс, — Розмари не лишена привлекательности и к тому же после стольких лет брака привыкла иметь рядом мужчину. Скажите, — расспрашивал он, — Рози никогда не упоминала малого по имени Ллойд Хейджман? Дантист, живет неподалеку. По-моему, его считают лакомым куском.

Долли равнодушно пожала плечами, это имя явно ей ничего не напоминало, и разговор пошел о чем-то другом. Алекс облегченно перевел дух.

Алекс откинулся в кресле, заложил руки за голову, потянулся и снова вздохнул — на сей раз громко. Он очень надеялся, что Розмари ведет себя прилично. При мысли о том, что его жена, мать его сына, может быть физически близка с другим мужчиной, ему становилось дурно. Какой-то дантист! Черт его знает, какие полости он собирается заполнять! Алексу доводилось слышать ходившие по Вестпорту сплетни, что этот парень прямо жеребец какой-то.

Оставалось утешать себя тем, что это маловероятный сценарий. Розмари никогда не интересовалась сексом, и Алекс не переставал об этом сожалеть. И так повелось с самого начала их брака. Несмотря на все остальные женские достоинства (а их, надо признаться, было немало), в постели она вела себя вяло, равнодушно. Иногда Алекс даже сомневался, нравится ли ей это вообще. Если нет — это было бы еще одним аргументом в пользу того, что она не высматривает кого-то на стороне.

И к тому же Алекс верит своей жене. Безоговорочно. Она чрезвычайно преданная женщина.

И хоть ему будет очень не хватать развлечений с Флер, хорошо, что они расстались, ибо чем дальше продолжались их игры, тем более странный характер приобретали. Едва ли не извращенный. Словно Флер запускала в Алексе какой-то аппарат саморазрушения, вытаскивала на поверхность какие-то темные стороны натуры, о которых он бы так и не узнал, не повстречайся с ней. Одно дело — наслаждение, другое — извращение.

Если Алекс и мог чем-то заслуженно гордиться, так это обостренным чувством реальности. А реальность настойчиво требовала возвратиться назад, в стойло. Его жена достаточно настрадалась за последние два месяца, и сын тоже. И что хуже всего — заметно пострадала работа.

Алекс устал. Давали знать о себе ночи, проведенные в злачных уголках Манхэттена. Слишком часто он являлся в офис с похмелья, еле переставляя ноги. Клиенты мигом чуют такие вещи, не говоря уже о конкурентах и коллегах.

Алекс никогда не забывал, что, несмотря на десять лет, потраченных на то, чтобы занять в «Левиафане» престижный офис, он может вылететь отсюда в любой момент. Каждый год многочисленные вузы выпускали в мир бизнеса новую толпу молодых алчных людей, готовых перехватить твой заказ, увести самых лучших клиентов, кусать тебя за пятки, словно стая ненасытных пираний. Или акул, почуявших кровь. И кто их упрекнет? Он сам сделал бы то же, окажись на их месте. И делал раньше.

Крупная рыба, мелкая рыба. Так уж устроен мир, и, чтобы выжить, необходимо усвоить его правила. Алекс сделал это давным-давно. Если у Моисея было десять заповедей, то у Алекса пять: «Никогда не отступай. Никому не верь. Никогда не заносись. Никогда не унижайся». И, как сказано в рекламе дезодоранта, не позволяй заметить, что ты взопрел.

Мало кому удавалось выдерживать тот прессинг, в котором жил Алекс, и иногда казалось, что домашняя жизнь дана ему в награду за проявленную стойкость.

Ибо как бы ни приедалась семейная рутина, она и должна была быть такой. Укрытие. Убежище. Единственное место на свете, где нет необходимости оставаться настороже. Где можно свободно вздохнуть. Расстегнуть воротничок и ремень. Выплакаться наконец. И без всяких последствий, ибо даже помыслить невозможно, что Розмари придет в голову выдать его деловые тайны. Черта с два — она почти и не слышит, что он болтает.