Одинокий друг одиноких

Однажды привел домой девочку поиграть, мне было пять лет, ничего такого я и в мыслях не имел. И вдруг родители, войдя в комнату, сделали вытянутые лица, возвели очи к потолку и сказали: «Ах!.. Девочку привел». В этом «ах» было и изумление, и какое-то подозрение… Я ничего не понял, но почувствовал, что есть важная разница, девочка или мальчик. Какая-то скрываемая и постыдная, а быть может, и сладкая тайна..

Взрослые сами наводят тень на плетень, а детям, чтобы почувствовать, что дело нечисто, много не нужно.

Так из поколения в поколение передаются всевозможные душевные и умственные кривизны. В историческом времени кривизны эти движутся по закону маятника, по синусоиде у одного поколения (или целого ряда) — криво в одну сторону, у другого — в противоположную. Равновесие — штука трудная, долгая…

Я умел читать с четырех лет, с этого же возраста увлекся животными, очень любил рисовать их. Отличаясь наблюдательностью и фотографической памятью, с самого начала рисовал все подробно, в деталях, для меня важно было сходство с действительностью.

Однажды, читая Брэма «Жизнь животных», я пририсовал всем зверям, изображенным там на картинках, половые органы разных размеров — и в простоте душевной показал с гордостью родителям: «Вот, я подрисовал как правильно! Как по-настоящему!»

Бедные папа и мама впали в прострацию, а когда шок прошел, за мою художническую честность мне дико влетело, папа первый раз в жизни выпорол меня огромным ремнем с металлической пряжкой.

Столь убедительное внушение иного навсегда бы отвратило от натуралистического жанра и поисков истины, но я оказался крепким орешком. Во втором классе я уже развлекал одноклассников рисованием порнографических открыток, чем завоевал у них большой авторитет и звание Профессора.

Меня чуть не вышибли из школы, классная руководительница записала в табель страшные непонятные слова, почти приговор: «Разлагает класс». До сих пор не допонял, что это значило.

Для взрослых мое поведение было непостижимой испорченностью. Они забыли себя. Уже к семи годам любопытный ребенок, если его не держат в пробирке, жаждет познать тайну пола.

Ну а любовь, — первая, чистая, всеохватная и беспомощная — любовь, прилетающая совсем с иного полюса мироздания, может вспыхнуть и тогда, когда человек не знает еще и самого слова «любовь»!.. Но я это слово уже знал. К восьми годам я прочитал много книг, среди них «Приключения Тома Сойера», и влюбленность героя в девочку сопережил глубоко…

…И вот появилась Она — моя первая девочка, которая не была моей ни на час, ни на мгновение… Светлорыженькая, веснушчатая, резвушечка-хохотушечка, на год младше меня. Имя ее было Галя, а звали все почему-то Гулькой.

Мы жили на соседних дачах в Валентиновке, под Москвой. Каждое утро я из окна видел, как она в розовой легкой пижамке или в одних трусиках, потряхивая рыжей гривкой и щебеча, сбегает с крыльца к рукомойнику. И каждый раз сердце мое замирало…

Святой Валентин, покровитель влюбленных, словно был зол на меня за что-то и окружил мою первую любовь сплошным невезением. Стояло цветущее лето, а я заболел коклюшем, да еще зачем-то меня побрили наголо, и отражение в зеркале говорило мне «Урод ты какой-то». И вот я безумно влюбился в Гульку, и через день все это уже заметили, уже посмеивались надо мной, а она: «Володька, хи! Он такой лысый, такой смешной», — услышал я однажды ее слова, притаившись за забором. Это подружки сплетничали, кто в кого втюрен.

Она кокетничала чуть-чуть и со мной, но на площадке, где играли все дети, старалась быть с двумя другими, более симпатичными и ладными ребятишками постарше меня.

И вот как-то, когда она в очередной раз в игре предпочла Борьку и Мишку, а мне — фунт презрения, вдруг во мне вспыхнуло бешенство, я зарычал и изо всех сил хлестнул гульку прутом по голеньким ножкам!.. Я сам от себя этого злобного зверства не ожидал. Весь трясся…

Она заплакала. Все меня испугались и разбежались, Борька и Мишка тоже.

Я внезапно остался один. В памяти кадр: с ревом убегающая Гулька, ребята, пятящиеся и с ужасом глядящие на меня как на психа… Все. Я — один. Я совершил отвратительное жестокое преступление: девочку ударил, беззащитную, ни в чем не виновную.» Совершенно подавленный, я одиноко поплелся домой.

Ужас вины, любовь, жалость к гульке, раскаяние — все смешалось во мне, и впервые возникла мысль— покончить с собой. Всю ночь не спал, писал ей письмо, с мольбой о прощении,

Я объяснял, что все случилось потому, что «я очень тебя люблю, ты не знаешь… Я тебя спасу, я за тебя жизнь отдам…»

До сих пор в памяти теснятся кинокартинки рыцарского спасения, которые я себе рисовал той бессонной ночью. Вот Гулька попадает на улице под грузовик, а я в самый последний миг выталкиваю ее ис-под колес и попадаю под этот грузовик сам, а она приходит ко мне в больницу… Вот она тонет в реке, я бросаюсь в воду, подхватываю Гульку и выталкиваю на берег, а сам тону, потому что еще не умею плавать. Нарисовал вместо подписи красивый кораблик. Под утро, набравшись храбрости, перелез через забор, положил письмо к двери ее дома.