Одинокий друг одиноких

И опять мне не повезло: не успел я отбежать, как пошел сильнющий дождь и бумажку с моим посланием вдрызг размыл… Весь вымокший и дрожащий, я сидел за сарайчиком, ждал, когда же моя любимая выйдет…

Дождь кончился, посветлело, к гульке прибежали две девчонки-подружки, вспорхнули на крыльцо. Вышла и она, милая, улыбающаяся, еще сонненькая. Они посмотрели на мой размокший листок, ничего не поняли (но, может быть, догадались?..), похихикали и порвали.

Все, — Так я и не признался ей, так и не попросил прощения… Потом долго искал… Помню, она говорила, что живет на Новой Басманной улице. Ходил по этой улице еще и совсем недавно с какой-то совсем уж нелепой, потусторонней надеждой…

Единственным утешением оказалось то, что, как скоро выяснилось, любил мою девочку так несчастно не я один.

Я узнал об этом, когда она и остальные ребята к концу каникул разъехались, и мы остались вдвоем со Славкой, местным мальчиком, тоже игравшим в нашей компании. Как-то коротали вечер вдвоем и заговорили о том, кто кого любит. Я признался, что люблю одну девочку. Славка сказал, что тоже любит девчонку, и спросил:

«А угадаешь, кого я люблю?..» — «А ты угадаешь, кого я?» — спросил я в ответ. И вдруг мы посмотрели друг на друга и в один голос воскликнули: «Маленькую гульку!» Не описать это душевное облегчение, этот внезапно вспыхнувший свет!..

С блаженством, доселе неведомым, мы ощутили, что мы — друзья по несчастью.

Или по счастью?.. Да, теперь и по счастью! Наверное, только в детстве возможно соперничество наоборот. Может быть, потому, что предмет любви удаляется в недосягаемость?..

Дружба наша была короткой и дивной — глоток волшебного эликсира: мы оба вылечились от одиночества и тоски и снова стали обыкновенными озорниками.

Ни эта моя любовь, ни следующая, не менее страстная и несчастная, не имели касательства к сексу, бушевавшему как бы в другой, параллельной жизни…

Подойдем к нему, подойдем…
Старый, битый, корявый дуб.
Мы записки в разлом кладем,
В жерло черных горелых губ.

До листочков тех не достать,

Разве только влететь шмелю.
Их нельзя, нельзя прочитать.
Слово там лишь одно: люблю.

Кто же так бесконечно глуп?

Вот уж сколько веков подряд
Лупят молнии в старый дуб,
И записки наши горят…

тайный смысл любовного поиска

В редкие мгновения ясности духа, свободные от страстей и волнений любви…

Стоп, что пишу? Вру, не бывает у меня мгновений таких, я их и не зову.

Ну ладно, сначала. Вот так, допустим: в редкие мгновения, когда голова относительно твердо держится на плечах, не болтается ни вправо, ни влево, ни взад, ни вперед…

Ну вот это куда ни шло, пробуем еще раз…

как объяснить что ты любима
слова как мы проходят мимо
самих себя
но эти строчки
свои сжигают оболочки
и лишь в последней немоте
еще не те
уже не те
все вспыхнет

(Зачем сюда вошла эта миниатюра, не знаю, но здесь мое место, твердо говорит она мне, значит, зачем-то нужно. Чтобы не пройти мимо души, быть может…)

…Так вот, Друг мой, в редкие мгновения способности что-либо в себе понять, глядя трезво и в меру сочувственно, как доктор на пациента, я понимаю, что у меня, как и у всех размножающихся половым путем, действует где-то в самой основе моего существа постоянный поиск пары, этой вот самой второй половинки.

Только не «моей», как с ужасной ошибкой считают легионы половых собственников.

И я тоже долго думал именно так: моей.

Не моей, в том-то и суть!..

У меня есть обе половины — и тела, и души, как и у тебя. Мы не половинки, мы единички.

Но так передается жизненная эстафета, что телесно только половину себя ты можешь отдать Существу Другому — Существу Новому,

А еще одну половину Новое Существо возьмет у того или той, кто станет твоей парой.

Две половины опять сольются в одну единицу. Ф-фу, какая тяжелая вышла арифметическая мыслища, зато верная и неотвязно серьезная.

Короче идет поиск «мы»

Того «мы», в котором и должны слиться самонедостаточные одиночества: мое и еще чье-то.

А.Ч. 25 апреля каждого года