Одинокий мужчина

Нигде не нашел пижаму, поэтому взял чистую в шкафу. Может, вы спите нагишом? Я не стал рисковать, вдруг вы схватите воспаление легких, а?

Спасибо за все,

Кеннет».

Сидя в кровати, Джордж читает эти строки. Потом с легким раздражением, словно пробежавший глазами маловажную депешу генерал, выпускает из рук бумагу, которая планирует на пол, встает, идет в ванную, облегчает мочевой пузырь, не взглянув в зеркало, даже не включая света; вернувшись в постель, выключает настольную лампу.

«Ничтожный соблазнитель, – мысленно говорит он, без малейшего раздражения. – И хорошо, что не остался».

Но пульсация нервов и крови в паху не дает уснуть растянувшемуся на спине во мраке ночи телу. Все спиртное скопилось там, внизу.

Лежа в темноте, он воображает себе Кенни и Лоис, оставляющих машину на Камфор-Три-лейн – чуть дальше, на случай, если за ними следят соседи. Они незаметно пересекают мост, открывают дверь – раздается стук, она хихикает – натыкается на мебель в гостиной – короткий японский испуганный возглас, – вдвоем на цыпочках они взбираются вверх по лестнице, не включая света…

Нет, ничего не выходит. Джордж пытается несколько раз, но заставить Лоис подняться вверх по лестнице он не в состоянии. Всякий раз на лестнице она будто испаряется. (Теперь он точно знает, что Кенни не удастся даже затащить ее в этот дом.)

Но, начав игру, Джордж не намерен останавливаться. Кенни нужен партнер, поэтому Лоис заменяет тот сексуальный золотистый кот, изящный мексиканский теннисист. Этому парню лестница не помеха! Оба в кабинете наверху. Джордж слышит, как падает на пол ремень… Они раздевают друг друга.

Кровь пульсирует у Джорджа в паху. Его разгоряченная интимная плоть твердеет и распухает. Пижама сорвана и летит прочь.

Джордж слышит, как Кенни шепчет мексиканцу: «Давай, малыш!» Невидимкой он входит в комнату. Очевидно, что оба теперь почти готовы к любви…

Нет, так тоже не годится. Джордж совсем не чувствует настрой Кенни. Не верит в реальность его желания; кажется, он вот-вот рассмеется. Надо быстрее найти ему замену! Джордж поспешно превращает Кенни в крупного блондина с теннисного корта. Вот так-то лучше! Отлично! Теперь пусть обнимутся. И пойдет яростная плотская забава. Джордж парит над ними, наблюдает. Он на миг-другой сливается то с тем, то с другим тяжко дышащим в конвульсиях страсти телом. Он – это они, оба сразу. Ах… как хорошо! А-а!..

«Ты старый кретин», – говорит ему разум. «А мне не стыдно», – с беззлобно-снисходительной усмешкой говорит он обмякшему, вспотевшему телу; словно старому прожорливому псу, слопавшему неразумно большой кусок мяса. Ну что, может, теперь поспим? Нащупав носовой платок под подушкой, он вытирает им живот.

Когда сон понемногу начинает дурманить сознание, он спрашивает себя, не стыдно ли ему будет в понедельник встретиться с Кенни взглядом?

Нет, ничуть. Даже если он доложит Лоис (что вряд ли): «Я его раздел, уложил в постель – он напился, как последний дурак». Придется тогда рассказать и о купании: «Ты бы видела его в воде – прямо чокнутый пацан! “Вас нельзя оставлять без присмотра”, – сказал я ему».

Джордж улыбается про себя, он совершенно с этим согласен. «Конечно, я чокнутый, – думает он, – в том мой секрет, моя сила».

«И собираюсь продолжать в том же духе, – объявляет он. – Вы еще не такое увидите, вы все! И знаете, что? Я лечу в Мехико на Рождество! Что, спорим? Утром сразу же забронирую рейс».

Он засыпает, еще улыбаясь.

Частично он еще здесь, иногда чуть тревожа плоскую поверхность воды. Бо́льшая часть Джорджа погружена в сон.

Мозговое вещество внутри покоящегося на подушке черепа функционирует смутно, не так, как днем. Оно не способно сейчас принимать решения. Но, может, именно поэтому, в таком состоянии оно может знать, что отдельные решения не были приняты: как некие тайно подписанные и засвидетельствованные дополнения, скрытые затем в потаенном месте в ожидании часа их исполнения.

При свете дня Джордж мог бы допросить автора тех решений; однако к утру эти ответы испарятся.

А если он отпугнул Кенни? А если он не вернется?

Пусть уходит. Джорджу он не нужен, ему ни один из этих парней не нужен. Ему не нужен сын.

А если Шарлотта вернется в Англию?

Тогда он обойдется без нее. Ему не нужна сестра.

Вернется ли в Англию Джордж?

Нет, он останется здесь.

Из-за Джима?

Нет, Джим уже в прошлом. Он ему теперь тоже не нужен.

Но Джордж так явственно помнит его.

Джордж заставляет себя помнить. Он боится забвения. Он говорит: Джим моя жизнь. Нет, надо забывать, чтобы жить. Джим – это смерть.

Но зачем ему оставаться здесь?

Здесь он нашел Джима. И верит, что здесь найдет другого Джима. Еще не зная об этом, он уже ищет.

Почему Джордж верит, что найдет его?

Он лишь знает, что должен. И потому верит, что найдет.