Одинокий некромант желает познакомиться (СИ)

— Ясно, — Глеб положил ладони на виски. — Остаток дня проведешь в саду. Постарайся научиться сдерживать тьму. Если не выйдет, будем использовать прежний способ. Пока не научишься.

Тьма разозлилась.

И девочка вместе с ней. Они не желали ограничивать себя. Они хотели свободы.

Полной. Они еще не понимали, что, отмеченные этой силой, никогда не могли позволить себе быть свободными.

— Иди, — Глеб убрал руки. — Вечером познакомлю тебя с остальными. Постарайся ужиться.

И когда девочка вышла, он взглянул на мать ее, которая… кажется, была счастлива. Зря.

— Вряд ли у вас когда-нибудь появятся внуки. Не знаю, говорил ли вам муж или нет, но… темный дар противен женской сути. И это находит свое отражение на физиологическом уровне. Чем сильнее ведьма, тем сложнее ей забеременеть. А после, если и получается, то и выносить ребенка… как правило, выживает кто-то один.

Не говорил.

Иначе это вот недавнее счастье не поблекло бы. Глебу было жаль, но…

— Я могу закрыть дар, но… во-первых, я не уверен, что это поможет. Во-вторых, она уже прочувствовала свою силу, привыкла к ней.

Вздох.

Всхлип.

И тихое:

— Спасибо.

Глеб кивнул.

Пожалуйста. Было бы за что… уже позже, оставшись наедине с Земляным, он сказал:

— Мне кажется, я еще об этом пожалею.

— Пожалеешь, — Земляной вытащил тот самый снимок, где широкая ладонь мужчины продавливала женское плечо. Но женщина все равно казалась счастливой. — Всенепременно… но… кулебяка. Скажи, что кулебяка — не аргумент.

…Глеб забрал снимок.

И понял вдруг, что именно казалось ему неправильным: и женщина, и мужчина были темноволосыми.

Глава 21

Глава 21

…они старались.

И Богдан Калевой, который работал молча, всецело сосредоточившись на деле, будто бы не было ничего важнее горшков и черной рассыпчатой земли, которой следовало наполнить эти горшки.

Миклош спешил, искоса поглядывая на Калевого, и оттого не ладилось. То горшки падали, то земля рассыпалась, и тогда он злился, ворчал что-то под нос.

А вот Арвис, забившись в угол, перебирал саженцы и мурлыкал что-то под нос. Прочие его избегали и так старательно, что даже Анне становилось неловко. Арвису… кажется, было все равно.

Остальные…

Худенький паренек, настолько светлый, что казался прозрачным, жался в тень. Он если и смотрел на Анну, то украдкой, издалека, будто опасаясь, что за эти взгляды его всенепременно накажут.

Игнат.

Деловито копался в земле крупный костлявый мальчишка.

Его движения были резковаты, а губы то и дело шевелились, будто Курц собирался с кем-то спорить, но тут же себя одергивал. И вновь забывался, оттопыривал губу, хмурился.

Шурочка был красив той хрупкой сахарной красотой, которая свойственна совсем юным детям. Он, забился под куст терна и замер, обняв горшок.

Сашка, державшийся рядом, с делом управлялся быстро, но как-то раздраженно, видом всем показывая, что иного ожидал от учебы. Оно и верно, у них сила и будущее, а их с цветочками возиться заставляют.

Илья вот подобрался поближе, в его руках появился ножик, который то и дело нырял в кучу земли, чтобы появиться вновь. Мелькал клинок, почти скрываясь в широком рукаве, чтобы появиться вновь. Илья поглядывал искоса, явно ожидая, что скажет Анна.

Она молчала.

Она разглядывала этих детей, привыкая к ним точно также, как они привыкали к ней. И возня в саду, от которой было больше мусора, чем пользы, была лишь предлогом.

Рыжий Янек шмыгнул носом, вытерев его рукавом.

— Деревня, — пробормотал Богдан сквозь зубы.

— А то, ваше сиятельство, — с мнимым подобострастием согнулся Илья, и клинок застыл в ладони. — Куда ж нам, убогим, до вас…

Богдан повернулся спиной. А на лице Ильи появилось выражение… такое вот выражение, заставившее Анну подумать, что, возможно, она несколько поспешила, посчитав этих детей безопасными.

Она поднялась.

Сняла перчатки.

И оперлась на трость.

— Перерыв, — существо, до того лежавшее рядом, притворяясь спящим, потянулось. — Думаю, вы не откажетесь от печенья с молоком?

Шурочка нахмурился.

Богдан с готовностью отставил горшок и несчастный саженец голубого плюща, корни которого сплелись плотным комом.

— Как скажете, прекрасная госпожа, — Илья изобразил поклон, мазнув ладонью по куче земли. — Мы будем бесконечно рады служить вам во всем…

…почему-то прозвучало до крайности двусмысленно.

Сколько ему?

Сколько им всем? И как вышло так, что эти, казалось бы, совершенно разные дети оказались под одной рукой? И хватит ли у Анны сил с ними справиться?

…или стоит позвать Глеба?

Заодно уж расписаться в собственной беспомощности, а с нею и непригодности к делу столь обыкновенному.

Она молча направилась к дому.

— Идиот, — донеслось в спину шипение. — Веди себя прилично.

— А не то что? Глебу пожалуюсь?

— Морду набью.

— А у тебя получится? — теперь Илья явно насмехался.

— Посмотрим…

— Не отставайте, — Анна сделала вид, что не слышит беседы. И вот как ей быть, если они и вправду сцепятся? Разнимать? Она не была уверена, что у нее выйдет. И вообще… кажется, эта идея с преподаванием была не самой лучшей.

— Идиот.

— Графин.

— Правильно говорить «граф».

— Это когда граф. А ты у нас не граф, ты графин…