Одинокий некромант желает познакомиться

– Куда мне до тебя, матушка. – Ольга подхватила Анну под локоть: – Идемте, я покажу вам дом. Его, конечно, только начали приводить в порядок.

– Ольга, я не думаю, что это уместно…

– Чай еще не подали? Значит, вполне уместно. И Олег где-то загулялся… вот почему ему никогда не делают замечаний, а мне так постоянно? На минуту опоздаю и…

– У мужчин могут быть дела.

– А у женщин нет?

– К слову, ты так и не представила свою… подругу, – пауза перед словом и тон, которым оно было произнесено, явно давали понять, что дружбу эту женщина полагает совершенно неуместной.

Возможно, стоило бы оскорбиться, но Анна просто ответила:

– Анна… Платоновна. Мещанка, – добавила она, поняв, что хозяйка дома ждет продолжения. – Не замужем. Сорока трех лет от роду…

– Я думала, вы моложе будете, – сказала Ольга, не скрывая удивления.

– У магов есть свои преимущества.

– Вы маг?

Анна лишь пожала плечами и призналась:

– Довольно слабый, к тому же необученный.

– А я хотела учиться, но матушка сказала, что у меня дар никакой и ни к чему тратить время. Я тоже подумала, что толку особого не будет, так что… но, может, потом? Как-нибудь… все-таки лучше учиться, чем замуж.

– Ольга весьма непосредственна. И порой забывает, что собиралась представить меня. – Холодок побежал по позвоночнику.

– Ах да… матушка чересчур хорошо воспитана, чтобы самой представиться. Как же… Евгения Братиславовна Холмогорова… графиня Холмогорова. И княгиня тоже, – поправилась Ольга.

И женщина слегка склонила голову.

– Некогда она блистала при дворе и теперь никому не дает об этом забыть.

– Ольга!

– Должна же я предупредить человека, что ты не сноб, а просто в силу привычки на остальных свысока смотришь.

Ветер коснулся щеки Анны, стирая румянец.

– Дом, – тихо сказала она. – Вы собирались показать мне дом.

– И сад, – Ольга потянула Анну за собой. – Не переживайте, чаепития мы не пропустим. Иногда мне кажется, что, если я вздумаю вдруг отказаться от чая, меня просто-напросто свяжут и силой усадят за стол. И неважно, хочу я пить чай или не хочу, главное, чтобы по заведенному порядку… Я не слишком быстро иду? Извините, но я и вправду чересчур эмоционально все воспринимаю, обычно матушка сразу дает понять неугодным гостям, что им в доме не рады. А это неправда. Раньше я терпела, но ведь это и мой дом тоже, так ведь?

– Не знаю.

Ветер увязался с ними. Он запутался в мелких кудряшках Ольги, прицепился к шелкам ее вызывающего наряда, к которому вернулись краски, стоило покинуть комнату.

Ветер прихватил с собой тяжелый лилейный аромат. И запах духов столь изысканных, что от него чесалось в носу.

– Просто мама, она такая… папенька ее боготворил. Дед единственный, пожалуй, кто мог ей возразить. И возражал. Они иногда ругались, и тогда в доме все затихало. Нет, не подумайте, что мама с кем-то жестока. Она и голос-то на моей памяти не повышала. Даже когда я пролила на ее платье чернила… случайно, к слову. Так вот она не кричала, а просто перестала заглядывать в классную комнату.

Вздох.

И коридор. Дверь, к которой Ольга прислоняется спиной, переводя дух.

– Она особенная. Я ее люблю, но иногда… иногда мне хочется сбежать отсюда. Я бесконечно устаю от всех этих «не принято», «недостойно», «не положено», я ненавижу акварели и клавесин. Тоже смех… Олегу играть нельзя, а мне надо, хотя таланта ни капли. У меня вообще нет слуха, но почему я должна это преодолевать?! Мне нравятся, в конце концов, мои недостатки. И не нравится ее упрямое желание выдать меня поскорее замуж. Прости, ради бога, просто накипело.

– Ничего. У всех свои сложности с родителями.

– Верно. – Ольга отлипла от стены. – Идемте. На самом деле смотреть здесь особо нечего. Матушка планирует значительно расширить особняк, ей здесь места не хватает, но, к счастью, это дело небыстрое. Вот… мои предки. Точнее, матушкины. Она из княжеской семьи, и не просто княжеской, не из тех, у кого, кроме титула, ничего. Мой прапрапрадед был братом какой-то там императрицы, и об этом не дают забыть. С тех пор Ильичевские служат при дворе, как мужчины, так и женщины. Это она по папеньке Холмогорова и графиня, а по деду если, то княгиня. Там что-то с законом, что она права на титул не утратила, то ли хранительница, то ли просто… В общем, он Олегу перешел уже. Но и ей остался. Матушку вот от рождения во фрейлины записали. Ей было не то четырнадцать, не то пятнадцать, когда она получила корзинку для рукоделия. Великая честь… – правда, произнесено это было с явной тоской, похоже, честь честью Ольга не считала. – Война только-только отгремела, и все еще не верили, что она и вправду закончилась. Дед так говорил. Не верили, но двор императрица собрала. А маме прочили место статс-дамы со временем. Но потом что-то пошло не так…

Женщины на портретах больше не казались одинаковыми. Они отличались, едва уловимо, но все же. Вот у той нос чуть великоват. А ее соседка подняла руку так, будто желает заслонить практически незаметную оспину на щеке. Зачем было вовсе ее рисовать?