Читаем Одинокий пишущий человек полностью

И тебе ничего не остаётся делать, как выпустить ту самую девицу на сцену – пусть идёт сама, вихляя бёдрами или там вышагивая деловитой походкой примерной ученицы. Ходить она может как угодно, но стоит ей открыть рот… А каким голосом, кстати, она заговорит? С каким акцентом? Употребляет ли рискованные обороты или бубнит, повторяя затвержённые банальности своей мамани?

Короче, диалог беспощадно всё обнажает – ситуацию, повадки героев, их намерения; порою и мысли. Диалог – это не то, что скроет ваши ошибки, и потому писать его сложно, несмотря на обманчиво пригласительную возможность просто потрепаться.

Именно в диалогах следует безжалостно вычёркивать слова, междометия и целые фразы.

Оставьте пару звуков – так, на развод. Прислушайтесь, как вы разговариваете с другом, с соседкой… не говоря уже о супружеском обмене новостями и соображениями на разные темы. Это вам только кажется, что за ужином вы с женой «посоветовались и решили». С чего вы взяли, что между супом и запеканкой были произнесены хотя бы одна-две внятные фразы? Нет, это не фразы, а дырки от бублика.

Но диалог – это мостик между двумя дыханиями. И точно как дыхание не может прерваться (разве что в летальном случае), так же и диалог должен длиться. Если не в словах, то в жестах, в движении, в мыслях персонажей. И даже тиснув пятистраничное описание луга, детской площадки или тёмного переулка, вы, автор, продолжаете диалог героев – пусть одна из них давно крепко спит, а другой потягивает третью кружку пива в ближайшем пабе.

Очень часто диалог не имеет прямого отношения к действию в реальном времени. Диалог вовсе не обязан иллюстрировать действие, не обязан действие объяснять – ни в коем случае! Но он обязан это действие двигать.

Вспомните Чехова: герои на сцене ужинают, а в это время рушатся судьбы и разбиваются сердца.

Меньше слов, больше дела

Это тоже отнюдь не правило. Помнится, Виктор Славкин, известный драматург, рассказывал мне о своём разговоре с Василием Аксёновым, после того как Аксёнов вернулся из своей первой поездки на Запад – где-то в начале восьмидесятых. «Вася говорит: «Я теперь знаю, как надо писать диалоги, – рассказывал Виктор. – Как у старины Хэма. Сидят за столом женщина и мужчина. И диалог такой: женщина: «Ты меня видишь?» Мужчина: «Да». Женщина: «Да?» Мужчина: «Да…»

Тоже неплохо. И тем не менее Аксёнов продолжал писать диалоги, присущие стилю Аксёнова, а не Хемингуэя.


В движении диалога, в его напоре, градусе, должна – помимо логики, или абсолютного её отсутствия, или вывернутого наизнанку смысла – содержаться некая парадоксальность. Посреди логичного течения разговора резко поверните руль в другую сторону, куда читатель даже не смотрит. Направьте диалог на стену сарая, на фонарь, на забор, на ствол этого дуба и в последнюю минуту, визжа тормозами, крутите, как бешеный, обратно.

Иными словами, читателю должно быть гораздо интереснее читать диалог двух этих чуваков, чем идти в бар пусторюмить и языком чесать с приятелями или даже с собственной девушкой. Победите его девушку, чёрт побери, завоюйте на час-полтора этого нового читателя. Пусть он ей скажет потом: «Извини, зачитался…»


Прежде чем писать диалог на бумаге, я сотни раз репетирую его в жизни. Я репетирую не слова, а этот вот резкий поворот руля.

Берём пример.

Писатель идёт гулять с собакой. Этот городок, где он живёт… этот дорогостоящий, чёрт его знает почему, район проживания весьма состоятельных граждан… В общем, эта блядски дорогущая деревня обрамлена двумя роскошными, мощёнными камнем променадами, и каждый тянется над красивейшим ущельем, поросшим соснами и оливами.

Так вот, оба променада загажены по обочинам домашними питомцами, несмотря на то, что примерно каждые метров двести-триста между соснами стоит столб с пакетами для уборки собачьего дерьма и мусорный бак, чтобы его туда бросать.

Писатель – человек принципиальный (в этом вопросе). Он (я) уже трижды вешал написанные собственной рукой объявления, типа: «Если вы считаете себя культурным человеком, то почему не убираете за своей собакой?» Дети писателя считают его (меня) чокнутой, наивной, нервной, деспотичной и какой-то там ещё и уверяют, что подобные объявления должен развешивать муниципалитет.

Ну хорошо. Ведь мы – о диалоге, не правда ли?

Итак, мы с Шерлоком на дневной прогулке. День – прелестный, летний, но не жаркий. По синему небу стремительно движутся пышные и очень белые облака, так что хочется плеснуть их в кофе. Тишина, благодать, из ущелья поднимается прохлада… Ни единой живой души, слава богу, только чёрные тени от сосен разлиты по обочинам и афганский скворец сидит в кроне пинии и распевает так, что – зуб даю – российский соловей, мною описанный, мною же и будет посрамлён. (Я однажды слышала, как такая вот птаха спросила меня: «Крокодил не проходил?»)

Перейти на страницу:

Все книги серии Большая проза Дины Рубиной

Бабий ветер
Бабий ветер

В центре повествования этой, подчас шокирующей, резкой и болевой книги – Женщина. Героиня, в юности – парашютистка и пилот воздушного шара, пережив личную трагедию, вынуждена заняться совсем иным делом в другой стране, можно сказать, в зазеркалье: она косметолог, живет и работает в Нью-Йорке.Целая вереница странных персонажей проходит перед ее глазами, ибо по роду своей нынешней профессии героиня сталкивается с фантастическими, на сегодняшний день почти обыденными «гендерными перевертышами», с обескураживающими, а то и отталкивающими картинками жизни общества. И, как ни странно, из этой гирлянды, по выражению героини, «калек» вырастает гротесковый, трагический, ничтожный и высокий образ современной любви.«Эта повесть, в которой нет ни одного матерного слова, должна бы выйти под грифом 18+, а лучше 40+… —ибо все в ней настолько обнажено и беззащитно, цинично и пронзительно интимно, что во многих сценах краска стыда заливает лицо и плещется в сердце – растерянное человеческое сердце, во все времена отважно и упрямо мечтающее только об одном: о любви…»Дина Рубина

Дина Ильинична Рубина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Одинокий пишущий человек
Одинокий пишущий человек

«Одинокий пишущий человек» – книга про то, как пишутся книги.Но не только.Вернее, совсем не про это. Как обычно, с лукавой усмешкой, но и с обезоруживающей откровенностью Дина Рубина касается такого количества тем, что поневоле удивляешься – как эта книга могла все вместить:• что такое писатель и откуда берутся эти странные люди,• детство, семья, наши страхи и наши ангелы-хранители,• наши мечты, писательская правда и писательская ложь,• Его Величество Читатель,• Он и Она – любовь и эротика,• обсценная лексика как инкрустация речи златоуста,• мистика и совпадения в литературе,• писатель и огромный мир, который он создает, погружаясь в неизведанное, как сталкер,• наконец, смерть писателя – как вершина и победа всей его жизни…В формате pdf A4 доступен издательский дизайн.

Дина Ильинична Рубина

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары