Иногда пишутся совершенно неожиданные для автора сцены, которые полностью преображают вроде бы устойчивую и уже прописанную конструкцию романа. Мелькнувшая мысль возвращается и донимает тебя снова и снова. Затем какой-то проходной персонаж, которому уготованы два абзаца и сто граммов веса, вдруг цепляет тебя сильнее и дольше, чем другие, и оказывается вовлечённым в ту самую мысль, оказывается внутри этой мысли… Становится проводником каких-то важных событий в романе. Спускается со ступенек проходящего поезда пожилая зечка, старуха Баобаб, и меняется всё: освещение и интонация романа, привязанности мальчика, Сташека, его любовь, его английский рожок…
Вся его острая нервная подвижная личность.
Двигаешься наощупь, боясь спугнуть какие-то удачные находки, и наконец чуть ли не с ужасом обнаруживаешь, что имеешь дело с весьма размашистой историей, которая, как тесто из кастрюли, выползает за рамки, намеченные прежде. И обречённо понимаешь, что деваться-то некуда. Придётся рассказать ВСЁ. Причём подробно, не уклоняясь, не отводя взгляда от лица героев и следуя за ними всюду, где придётся им принять всю любовь, все муки и все испытания.
Творчество – это привычка. Привычка к неудовлетворённости. Вечное стремление создать кого-то, кого ещё не бывало. По сути – всё тот же бессмертный «основной инстинкт», что движет нами в любви и в создании книг.
Глава седьмая
Он и Она
Поговорим о странностях любви
(Другого я не смыслю разговора).
По тонкому льду разновсякой любви
Поговорим о странностях любви. Поговорим о жанре, который и на магазинных полках, и в тематических разделах электронных продаж фигурирует как «романы о любви» и считается неким жанровым сорняком в том безбрежном торгово-литературном огороде, что существует под девизом «пусть расцветают все цветы».
Расцветать-то они, положим, расцветают, но на отдельной грядке на задах огорода, на отдельной приставной полочке за боковым стеллажом. Словом, «серьёзные люди» обходят его презрительным молчанием.
Давайте же поговорим о нём, на пару минут забыв о серьёзных людях.
Не станем перечислять названия великих книг, в сюжетах которых любовь плещется, как мощная серебряная рыба. И с самого начала пропустим привычное: о «значении любви в литературе», о «преобладании темы любви в поэзии», о её «удельном весе в изобразительном искусстве»… Все эти академические банальности нивелируют грозное величие темы, снижают океанские валы этой стихии, вводят накал страстей в обиходный, что называется, дискурс. А страсти вокруг Любви всегда бушевали нешуточные.
Поговорим о любовном романе, сидя на ступенях античного амфитеатра где-нибудь в Кейсарии. Когда «серьёзными жанрами» ещё и не пахло в сухом хвойном воздухе Средиземноморья, здесь разыгрывались трагедии, завывал всесильный Рок и страсти сотрясали толпу, воспламеняя человеческое воображение.
Отвернитесь презрительно от того, кто скажет, что жанр этот достоин лишь «дамского пера» – а многие это скажут, по спесивому своему невежеству. Между тем роман о любви – высший пилотаж в литературе, ибо… писать-то, собственно, не о чём. В сокровищнице драматических ситуаций (
Он и Она полюбили друг друга, но их враждующие семьи не дали бы согласие на брак, и потому влюблённые себя убили – «Ромео и Джульетта»; Он Её страстно полюбил, Она пришла к нему, потом ушла, но снова вернулась, и вновь его бросила, тогда он её задушил (или вариант: зарезал). Это очень распространённая схема, начиная с древнегреческих матриц, через Рогожина и Настасью Филипповну, и так далее, несть количества тонн…
Что там дальше? Она Его полюбила, Он Её соблазнил и бросил, Она не вынесла горя (позора) и кинулась в пруд, реку, залив, с обрыва – выбирайте, что привлекательнее – «Гамлет», «Бедная Лиза»… и проч., и проч.
Отдельная жгучая и плодоносная подтема – ревность: «Крейцерова соната», «Драма на охоте», «Отелло, венецианский мавр», – не фонтан разнообразия, всё узнаваемо.
Плюс считаные варианты любовных развязок, включая чеховское: «либо женись, либо застрелись».