Читаем Одинокий пишущий человек полностью

Я много думаю, прежде чем назвать героя: только названным анонимный образ становится для меня реальной личностью. Выбор имени – очень важная функция в романе. Имя должно прирасти к герою неразрывней, чем пересаженный орган. Выбирая имя даже второстепенному персонажу, я долго катаю его на языке, прогоняя в разных фразах – вопросительных, восклицательных, презрительных, умоляющих… определяя, ловко ли будет читателю его мысленно произносить… Ну и, конечно, события и течение сюжета очень влияют на выбор имени героя.

Например, для героини романа «На солнечной стороне улицы» я очень придирчиво подыскивала имя: нащупывала, угадывала… Мне нужны были краткость, сила, энергия смысла и тот мощный ассоциативный слой, который возникает в сознании русскоговорящего и русскочитающего человека при произнесении слова «вера». Кроме того, так зовут мою единственную родную сестру. И художница Вера Щеглова – человек талантливый, бескомпромиссный, тяжёлый и очень обаятельный – вышла к читателю во весь свой высокий и несгибаемый рост.

Так же долго искала имя для героини романа «Почерк Леонардо» – циркачки и провидицы, зеркальной души. С именем было просто: Анна. Болевое, трагическое, к тому же зеркальное – как ни прочитай его: справа налево или слева направо. А в фамилии Нестеренко много всякого слилось: и Нестор святой и светлый, и нестираемость образа, и оперение ангела.

С кем было просто – так это с Петром Уксусовым. Он никем другим и быть не мог: Петрушка Уксусов из народных кукольных комедий. Да и внешность была продиктована образом Петрушки.

Чего не скажешь о Захаре Кордовине, главном герое романа «Белая голубка Кордовы».

Кого напоминает мне эта физиономия?

Я изначально угадала, что мой Захар Кордовин – испанец, отсюда зародилось целое созвездие тем в романе, включая фамилию героя. Говоря «испанец», я имею в виду не национальность, а психофизический тип человека средиземного: острый, артистичный, мягкий, но нетерпимый, сосредоточенный на себе и ненавидящий любую упряжку. Отъявленный и ловкий авантюрист с собственным нравственным законом внутри; рисковый человек, не способный ни на сантиметр уклониться от поставленной цели. Главное же – художник до мозга костей.

Короче, героем этого романа должна была стать, извините, я. Только в мужском варианте.

Так оно в итоге и получилось. Мне почти не пришлось сочинять характер – я его очень остро чувствовала. Мы с Захаром мгновенно влюбились друг в друга. У нас случился искрящийся замечательный роман длиною в год. Его остроумие, хитроумие, обаяние были направлены на множество вьющихся вокруг женщин, на поглощение культурных, интеллектуальных и эмоциональных вибраций окружающего мира. Этот открытый, всегда готовый очаровать собеседника, осведомлённый в самых разных областях жизни многих стран человек должен быть полон тайн!

Кажется, я даже забросила мужа на время написания книги. Шучу, конечно, но до известной степени: доля правды в этой шутке есть. У меня с Захаром вышел замечательный симбиоз; поистине – сгусток энергии, он летел впереди меня, нёсся сломя голову, буквально подсказывая повороты сюжета. И когда на определённом этапе работы выяснилось, что Кордовин должен погибнуть, я пережила настоящую трагедию и, поверьте, до последней минуты искала пути иного финала, иной, более милосердной развязки. Переживала ужасно, но, увы, такова была логика судьбы и характера этого человека. А я по герою знаю, сможет он дальше жить или нет, есть у него резервы судьбы или он исчерпал их. Захар Кордовин вычерпал свою долю. И зная, что своей искупительной смертью спасает всех близких людей и спасает созданные им картины, свои шедевры, – он сознательно, мужественно и обстоятельно идёт на гибель. Это абсолютно мой мужчина – умница, мастер! – что бы ни делал он в жизни и каким бы ни казался проходимцем.


Что касается «отдохнуть на знакомом материале» – это, конечно, оказались пустые мечты. Целый год, как запряжённая, я изучала технику живописи, технику реставрации; быт, особенности ритуалов, иерархию, план зданий Ватикана; историю и трагедию испанских евреев, испанские вина, сыры, сеть испанских дорог… Трудно всё перечислить, читателю скучно читать… Словом, год я одолевала очередной ледник, возведённый лично мною лично для себя.

Золотая нить божьей марионетки

Перейти на страницу:

Все книги серии Большая проза Дины Рубиной

Бабий ветер
Бабий ветер

В центре повествования этой, подчас шокирующей, резкой и болевой книги – Женщина. Героиня, в юности – парашютистка и пилот воздушного шара, пережив личную трагедию, вынуждена заняться совсем иным делом в другой стране, можно сказать, в зазеркалье: она косметолог, живет и работает в Нью-Йорке.Целая вереница странных персонажей проходит перед ее глазами, ибо по роду своей нынешней профессии героиня сталкивается с фантастическими, на сегодняшний день почти обыденными «гендерными перевертышами», с обескураживающими, а то и отталкивающими картинками жизни общества. И, как ни странно, из этой гирлянды, по выражению героини, «калек» вырастает гротесковый, трагический, ничтожный и высокий образ современной любви.«Эта повесть, в которой нет ни одного матерного слова, должна бы выйти под грифом 18+, а лучше 40+… —ибо все в ней настолько обнажено и беззащитно, цинично и пронзительно интимно, что во многих сценах краска стыда заливает лицо и плещется в сердце – растерянное человеческое сердце, во все времена отважно и упрямо мечтающее только об одном: о любви…»Дина Рубина

Дина Ильинична Рубина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Одинокий пишущий человек
Одинокий пишущий человек

«Одинокий пишущий человек» – книга про то, как пишутся книги.Но не только.Вернее, совсем не про это. Как обычно, с лукавой усмешкой, но и с обезоруживающей откровенностью Дина Рубина касается такого количества тем, что поневоле удивляешься – как эта книга могла все вместить:• что такое писатель и откуда берутся эти странные люди,• детство, семья, наши страхи и наши ангелы-хранители,• наши мечты, писательская правда и писательская ложь,• Его Величество Читатель,• Он и Она – любовь и эротика,• обсценная лексика как инкрустация речи златоуста,• мистика и совпадения в литературе,• писатель и огромный мир, который он создает, погружаясь в неизведанное, как сталкер,• наконец, смерть писателя – как вершина и победа всей его жизни…В формате pdf A4 доступен издательский дизайн.

Дина Ильинична Рубина

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары