Одинокий странник. Тристесса. Сатори в Париже

Он на меня посмотрел, словно бы говоря: «Вы про меня, старенького винодельчика? Нет, нет, у меня простуда, видите ли, мне до ужаса скверно».

«Il est malade, il a un rheum» (Он болеет, у него насморк), — важно сообщил я Нобле. Солдат все это время хохотал.

Я важно проговорил им всем (и английский перевод тут ниже): — «Jésu a été crucifié parce que, a place d’amenez l’argent et le pouvoir, il a amenez, seulement l’assurance que l’existence, a été formez par le Bon Dieu et elle appartiens au Bon Dieu le Père, et Lui, le Père, va nous élever au Ciel après la mort, ou personne n’aura besoin d’argent ou de pouvoir parce que ça c’est seulement après tout d’la poussière et de la rouille. Nous autres qu’ils n’ont pas vue les miracles de Jésu, comme les Juifs et les Romans et la ’tites poignée d’Grecs et d’autres de la rivière Nile et Euphrates, on a seulement de continuer d’accepter l’assurance qu’il nous a été descend dans la parole sainte du nouveau testament. C’est pareille comme ci, en voyant quelqu’un, on dira “c’est pas lui, c’est pas lui!” sans savoir QUI est lui, et c’est seulement le Fils qui connaient le Père. Alors, la Foi, et l’Église qui a dèfendu la Foi comme qu’a pouva». (Частично французский кэнацкий.) ПО-АНГЛИЙСКИ: — «Иисуса распяли, потому что не деньги и власть Он принес, а заверение в том, что бытие создано Богом и Богу Отцу принадлежит; и Он, Отец, вознесет нас в Небеса после смерти, где никому ни деньги, ни власть не понадобятся, потому что они, в конце концов, всего-навсего прах и ржа. Нам, не видавшим Иисусовых Чудес, в отличие от евреев, и римлян, и горстки греков и прочих с Нила и Евфрата, придется лишь и дальше принимать это заверение, что передано нам в Святом Писании Нового Завета. Как если б, видя кого-то, мы сказали: “Это не он, это не он!”, не зная, КТО он, и лишь Сын Отца знает. Стало быть, Вера и Церковь, защищавшая Веру как могла».

От священника аплодисментов не последовало, лишь взглядец искоса исподлобья, краткий, как взгляд аплодирующего, хвала Богу.

21

То ли было мое сатори, взгляд тот или же Нобле?

Как бы там ни было, стемнело, и когда мы въехали в Ренн, уже в Бретани, и я увидел мягких коров на лугах, темно-синих у путей, Нобле, вопреки совету farceurs (шутников) Парижа, посоветовал мне не сидеть в том же вагоне, а переместиться на три вагона вперед, потому как сцепщики будут делить поезд и оставят меня здесь (направлением, вообще-то, однако, к моей подлинной стране предков, Корнуаю и окрестностям), а штука в том, чтоб доехать до Бреста.

Он свел меня с поезда, после остальных, и провел по парящему станционному перрону, остановил меня у спиртного негоцианта, чтоб я купил себе флягу коньяку на остаток поездки, и попрощался. Он уже дома, в Ренне, а также священник и солдат, Ренн — бывшая столица всей Бретани, здесь сидит архиепископ, штаб-квартира 10-го Армейского корпуса, с университетом и множеством школ, но не настоящая глубокая Бретань, потому что в 1793 году тут располагалась штаб-квартира Республиканской Армии Французской революции против вандейцев дальше вглубь. И с тех пор его превратили в трибунального сторожевого пса над этими лежками диких собак. La Vendée, название войны между теми двумя силами в истории, была такова: бретонцы были против революционеров, которые атеисты и головорезы по братским причинам, а у бретонцев причины были отеческие, чтоб сохранить свой старый образ жизни.

Никакого отношения к Нобле в 1965 г. от Р. Х.

Он пропал в ночи, как персонаж Селина, но что толку в сравнениях, когда мы говорим об отбытии господина благородного и возвышенного притом, как аристократ, но не такого пьяного, как я.

Мы проехали 232 мили от Парижа, оставалось еще 155 до Бреста (конец, finis, земле, terre, Финистер), все моряки по-прежнему на борту поезда, ибо, само собой, чего я не знал: Брест — военно-морская база, где Шатобриан услышал гром пушек и увидел, как флот возвращается с победой после какой-то битвы когда-то в 1770-х.