Одинокий волк

Несмотря на то что его волки содержались в неволе, он научил их всему, что необходимо для жизни в дикой природе. Его цель состояла в том, чтобы когда-нибудь выпустить волков в лесах Нью-Гэмпшира, как их выпустили в Йеллоустоуне, где они теперь процветали. Хотя поступало несколько одиночных сообщений о замеченных диких волках, законы запрещали их повторное заселение. Прошло двести лет с тех пор, как волки свободно бродили по штату, но это не мешало отцу позаботиться о том, чтобы любая его стая могла выжить так же, как выживали ее дикие собратья. «Ты знаешь, в чем заключается разница между мечтой и целью? – часто говорил он мне. – У цели есть план».

Забавно, что ему пришлось учить волков быть дикими, в то время как они научили его быть человеком.

Я понимаю, что уже думаю о нем в прошедшем времени.

– Что с ними будет? – спрашиваю я.

Эдвард встречается со мной взглядом:

– Я попрошу Уолтера остаться. Я не собираюсь от них избавляться, если ты об этом.

– Ты ничего не знаешь о волках.

– Я научусь.

Да уж, это будет величайшая ирония судьбы. Скажи я отцу, что в один прекрасный день Эдвард пойдет по его стопам, он бы смеялся до колик.

Я встаю, подхожу ближе и продеваю пальцы в металлические звенья сетки. Первый урок, который преподал мне отец, – никогда так не делать. Не успеешь оглянуться, как подберется волк-сигнальщик и укусит.

Но эти волки меня знают. Кладен трется серебристым боком и лижет мою руку.

– Если подумать, ты могла бы научить меня, – предлагает Эдвард.

Я присаживаюсь на корточки, ожидая, когда Кладен снова пройдет мимо.

– Это место не будет прежним без него.

– Но он здесь, – возражает Эдвард. – В каждом уголке. Он построил это место своими руками. Он создал эти стаи. Его душа здесь, а не в теле на больничной койке. И ничто из этого не исчезнет. Я тебе обещаю.

Внезапно Кладен подходит к каменному уступу, похожему в темноте на затаившегося зверя. За ним я различаю силуэты Сиквлы и Вазоли. Они запрокидывают голову и воют.

Это призывающий вой, предназначенный для тех, кто пропал без вести. Я сразу поняла, кого они зовут. Слезы снова льются из глаз, а стаи в соседних вольерах присоединяются к волчьей фуге горя.

В этот миг я бы хотела стать волком. Потому что, когда кто-то уходит из твоей жизни, никакие слова не помогут заполнить оставленную им дыру. Есть только пустая, вздымающаяся ввысь минорная нота.

– Вот почему я хотел, чтобы ты пришла сюда со мной, – объясняет Эдвард. – Уолтер говорит, что они воют каждую ночь после аварии.

Авария…

Эдвард решил сохранить секрет, и это разрушило нашу семью. Вдруг, если я признаюсь в своем, он снова сведет нас вместе?

Поэтому я отворачиваюсь от волков и рассказываю брату правду под их панихиду.

– Скажу тебе вот что, – в ярости заявил отец, отъезжая от дома в Бетлехеме, где один гость уже вырубился, а в припаркованной машине парочка занималась сексом. – Если решишь соврать, что остаешься у Мэрайи с ночевкой, не забудь взять с собой якобы приготовленную сумку.

От злости у меня все расплывалось перед глазами, но, с другой стороны, виной мог быть алкоголь. Я уже однажды пробовала пиво, но кто же знал, что напиток, похожий на фруктовый пунш, может так сильно ударить в голову.

– Поверить не могу, что ты следил за мной!

– Я два года выслеживал добычу. Уж поверь, девочки-подростки оставляют гораздо более заметный след.

Мой отец только что ворвался в дом, как будто мне было пять лет и он приехал, чтобы забрать меня с детского дня рождения.

– Благодаря тебе я стану в школе парией.

– Ты права. Нужно было подождать, пока тебя изнасилуют или ты допьешься до отравления алкоголем. Боже, Кара! О чем, черт возьми, ты думала?!

А я вообще не думала. Я позволила Мэрайе думать за меня, и это стало самой большой ошибкой. Но я бы скорее умерла, чем призналась в таком отцу.

И я уж точно не собиралась говорить, что на самом деле рада покинуть вечеринку, потому что она стала выходить за грани разумного.

– Вот поэтому, – пробурчал отец, – волки в дикой природе иногда бросают свое потомство умирать.

– Я позвоню в службу защиты детей, – пригрозила я. – Я вернусь к матери.

Вокруг глаз отца, как очки, светилось зеленое отражение зеркала заднего вида.

– Когда протрезвеешь, напомни мне посадить тебя под домашний арест.

– Когда протрезвею, напомни мне сказать, как я тебя ненавижу! – рявкнула в ответ я.

Услышав это, отец рассмеялся:

– Кара, клянусь, когда-нибудь ты меня убьешь!

И тут на дорогу перед грузовиком выскочил олень, и отец резко рванул руль вправо. Несмотря на то что я сильно расстроила отца, при столкновении с деревом он инстинктивно выставил передо мной руку в последней отчаянной попытке спасти.

Я пришла в себя от запаха бензина, заполнявшего машину. Я не могла двинуть рукой, а оставленный ремнем безопасности синяк, похожий на перекинутую через грудь ленту участницы конкурса красоты, обжигал кожу.

– Папа… – позвала я.

Мне показалось, что я кричу, но в горло набилась пыль. Повернувшись налево, я увидела отца. Его голова кровоточила, а глаза были прикованы к моим. Он пытался что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова.