Одиноким предоставляется папа Карло

— А иначе я твою любезную супругу на ленточки у тебя на глазах порежу. Живот ей распорю и кишки на прялку намотаю. Была такая старинная русская забава, когда заставляли преступника с распоротым брюхом вокруг колеса ходить. Вот мы с тобой и повеселимся, художник. Хочешь?

— Вы этого не сделаете.

— Сделаю. Можешь мне поверить, что сделаю. И не люблю я откладывать дело в долгий ящик. Прямо сейчас и начну.

Что произошло дальше, друзья увидеть не могли. Но раздался приглушенный женский крик:

— Виктор!

И в ту же секунду сам Виктор крикнул:

— Прекратите немедленно! Вы… чудовище! Я все сделаю! Слышите! Я сделаю все, что вы требуете!

— Вот так бы сразу. И не пришлось бы твоей бабе брюхо портить. Но вперед вам обоим наука. Не выполнишь обещания — не ходить ей больше в бикини. Так порежу, ни один доктор не заштопает.

— Послушайте…

— Нет, это ты меня выслушай, художник. Я за тобой не первый месяц присматриваю. И в прошлом году наблюдал, и в этом. Ты меня пойми, я человек мирный. Мне чужого не надо, но и свое я тоже никому грязными лапами трогать не позволю. Я тебе сколько раз намекал, что с деньгами, которые ты у меня из схрона стибрил, расстаться придется? А? Я тебе и записки увещевательные писал.

— Записки? Вы об этих жутких посланиях с дохлыми зайцами и воронами?

— Не вразумил я тебя, да? Совсем непонятливый? Писал же: не доводи ты дело до греха. Писал я тебе такое?

— Да, что-то такое в записках было.

— Так чего же ты меня добром-то не послушался?

— Я не знал, что вы имеете в виду!

— Я тебе прямо написал, верни, что взял. Не твое, не трожь. Ты и тогда не понял?

— Нет.

— Ну а когда я тебя серьезней шуганул? Когда ты пулю из ствола выковыривал, тогда как?

— Так это вы в меня стреляли?

— Я.

— Вы что же, хотели меня убить?

— На кой ты мне сдался мертвый? Нет, учил я тебя. Объяснял, что с тобой, дурнем, может случиться, если ты меня не послушаешься. А ты не послушался. Один раз, другой, нет, вижу, туго до тебя доходит. Пришлось мне твою собаку повредить. Знал, что ты ее чуть меньше жены любишь. Но ты и тогда не сдался. Крепкий ты орешек. Но на бабе все-таки сломался. Любишь ее?

— Люблю.

— Вот и я свою тоже люблю. И она меня любит. Только у баб ведь любовь она как устроена? Ты ей подарки, она тебе любовь. Ты ей бабки, она тебе ласки. А иначе у них процесс не идет. Если я свою бабу баловать не буду, то и она мне в любви откажет. А я без нее, прямо тебе скажу, жизни не смыслю. Люблю ее, стерву, хоть ты что со мной делай.

— Но при чем здесь Барон?

— Пес твой? А ни при чем. Под руку он мне очень удачно подвернулся, вот и все. Обычно-то он во дворе сидит, и не сунься к нему. А тут в лесу я его и поприжал. Сначала подстрелил, потом задние лапы ему перебил, еще чуток над ним по мелочи покуражился. Убивать не стал, цени мою доброту. Знал, что рано или поздно ты его найдешь. А сам бы не нашел, я бы тебе помог. Хи-хи. Должен же ты был мое послание получить.

Ребята слушали и чувствовали, как их распирает самое настоящее негодование. Вот гад! Признается в своих злодействах и даже не стесняется. Еще и смеется!

— И стамеску мою вы подкинули?

— Я. Чтобы ты точно понял, с Бароном — это не случайный человек сделал. Против тебя работа ведется.

Но художник присутствия духа не терял. И задал следующий вопрос:

— А кто стрелял в Евгения Васильевича? Тоже вы?

— Я! Промазал разве что чуток. В тебя целился. Последнее предупреждение хотел тебе дать.

— Я все равно бы не понял.

— Конечно, правильней было бы сразу твою бабу в заложницы взять, как мне Сушка предлагал, да я его уговорил не торопиться. Хотел дать тебе время одуматься. А ты вон как решил поступить. В бега податься решил. Разве так дела делаются? Должок не выплатив, сбежать от меня решил? Да? В другие места захотел податься? Да? Чтобы там уж я бы тебя не достал? Так, что ли?

— Да, я хотел отсюда уехать, — ответил Виктор. — И по-прежнему этого хочу.

— Деньги отдашь и можешь валить на все четыре стороны. А можешь и остаться. Я деньги получу, с тебя все претензии сниму, живи себе спокойно.

— Выходит, что вы действовали по собственному умыслу. И вас никто другой для этого не нанимал?

— Для себя самого стараюсь. На дядю батрачить не нанимался.

— А я все это время думал, что вас с этим вашим Сушкой церковники пригласили, чтобы со мной вопрос решить. И с моей земли меня согнать.

Какое-то время было тихо. А потом злодей захохотал:

— Ха-ха-ха! Чтобы попы меня наняли! Да у них кишка тонка такое дело провернуть. Не сдюжили бы. Хотя это идея! И как это я им сам не догадался свои услуги предложить? Двух зайцев бы одним махом убил.

— За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.

Голос художника, несмотря на сложное положение, прозвучал почти угрожающе.

— Ну, тебя-то я поймал, — спокойно отозвался его собеседник. — А все-таки хорошо было и к попам удочку закинуть. Я бы тогда и с тебя шерстки настриг, и с попов дополнительно деньжонок бы стряс. У них там, поди, в загашниках еще больше твоего припрятано.

— Не берусь судить.

— А я тебя и не спрашиваю.

— Скажите, а этот ненормальный, который напал на меня возле моего дома, он был вашим другом?