Одинокое место

В группе я – лишь одна из многих. Из тех, кого настигла болезнь. Тех, кто проходит более или менее хаотичный этап в жизни. Там я вижу, что мне было не так тяжело, как той, что не переносила цитостатики, или той, у которой совсем маленькие дети, или тех, кому пришлось подолгу лежать в больнице, или той, что развелась во время лечения, или той, у которой умер муж. Наше общее страдание, осознанность, «почувствуйте ступнями пол, подумайте о том, что пришлось пережить этим ногам за время химиотерапии». Ступни сухие, они горят, ногти ломаются или полностью отходят. Психотерапевт спрашивает, можем ли мы поблагодарить ноги, и тут я начинаю плакать, совершенно неожиданно. Чувствую, как же я благодарна своим ногам, измученным и усталым. Вечно больной ноге с артрозом, той, на которой была операция. Когда мне было двадцать семь, спортивный врач запретил мне нагружать ее, велел всегда носить обувь на пружинящей подошве, никогда не прыгать с жестким приземлением на прямые ноги, он даже не советовал мне ходить на большие расстояния, правда, новые исследования доказали, что разумная нагрузка при артрозе все же нужна. Я не могу бегать, зато хожу, хожу через боль, пронизывающую ногу от стопы и выше. Я горячо благодарна ногам за то, что они, несмотря ни на что, носили меня во время лечения и носят сейчас.

В группе никто не сомневается в существовании долгоиграющих побочных эффектов. Нам рассказывают о чувстве усталости и о том, с чем оно связано, о снижении когнитивных способностей, проблемах с памятью, симптомах депрессии. Там мы наконец осознаем, что получили ровно столько терапии, сколько могли выдержать наши тела. Это действенное лечение, но и опасное, мы находились на грани жизни и смерти, одна из нас поднимает руку и говорит: я старательно избегаю Интернета, но я слышала, читала, кто-то мне сказал, что нам вводили ядовитый газ, это ведь химическое оружие?.. Онколог кивает. Можно проработать это теперь, когда все позади, или обсудить, как мучительно медленно растут волосы. Мои уже год как растут, кудрявые и непослушные. Вырастут, говорю я, не успеете оглянуться, как они начнут расти. Хотя откуда мне знать? Может, и здесь все индивидуально.

Мозг работает в режиме повышенной готовности, настроен выявлять опасности. Разумеется, он подал сигнал тревоги, когда опасность действительно возникла. Но как теперь отключить эту сигнализацию?

Может ли постоянное воспаление сустава быть опасным для всего тела? Я спрашиваю доктора Эрику, она качает головой, но направляет меня к ортопеду, можно сделать рентген. У Боба Марли рак скелета начался с пальцев ног. Ведь так? Может, доктор Эрика хочет исключить новообразование в больной ноге? Декабрь, ортопед показывает, как выглядит на снимках больная нога, все указывает на артроз. При сильных болях можно рекомендовать уколы кортизона, операции помогут облегчить состояние, но прогноз неясный и есть свои риски. Еще он добавляет, что ходить можно сколько угодно, благословляет мои прогулки, но я должна прислушиваться к себе. Боль не должна становиться нестерпимой, хотя мне кажется, что движение только на пользу. Это то, во что мы все учимся верить: что движение – своего рода лекарство, это как новая религия, как спасение. Журналист Лассе Берг советует каждый день проходить шесть километров и иногда бегать. Вполне разумный совет. Это ведь не истеричные марафоны, в них я не верю. Когда стирается надкостница, страдают колени и голеностоп. В меру, все хорошо в меру. Я слушаю физиотерапевта: «Тамоксифен» высушивает межсуставную жидкость, усиливая боль в суставах, а движение способствует образованию этой самой жидкости, как бы смазывает суставы, делает их более гибкими. В этом и приговор, и спасение. Для того, чтобы справиться с болью, я должна двигаться. Каждый день. Всегда.

На последней встрече группы И. благодарит меня за книги о Май. А я испытываю бесконечную благодарность, когда она рассказывает, что сразу меня узнала, но подумала, что мне захочется анонимности, быть просто одним из членов группы. Поэтому она молчала до самого конца.

Мы расходимся, у каждой в руках список имен с электронными адресами. Возможно, когда-нибудь группа соберется снова. А может, нам нужны были именно эти встречи, понимание, что есть сестры по несчастью, каждой из которых приходится искать ориентиры в мире «после», не имеющем ничего общего с миром «до».

* * *