Одиссей Полихроніадесъ

Изъ христіанъ, я сказалъ уже тебѣ прежде, у отца моего было въ Янинѣ много старыхъ знакомыхъ; съ другими онъ познакомился въ этотъ пріѣздъ; и насъ посѣтили многіе изъ нихъ тотчасъ по пріѣздѣ нашемъ, и мы были у многихъ. Архонтовъ настоящихъ янинскихъ, природныхъ яніотовъ, напыщенныхъ своимъ городскимъ происхожденіемъ, и многихъ богатыхъ загорцевъ, ѳессалійцевъ, жившихъ въ Янинѣ, я видѣлъ за эти двѣ-три недѣли или у нихъ самихъ, или у насъ, или въ церкви, или въ пріемной преосвященнаго Анѳима янинскаго, или на улицѣ. Видѣлъ стараго предателя Стеріо Влахопуло, котораго всѣ боялись и которому всѣ кланялись. Не задолго еще предъ нашимъ пріѣздомъ онъ помѣшалъ достроить зданіе для училища въ родномъ своемъ городѣ, увѣривъ турокъ, что это училище только для вида, а въ самомъ дѣлѣ будетъ боевымъ пунктомъ, зданіемъ, изъ котораго христіанамъ легче будетъ въ случаѣ возстанія поражать низамовъ, заключенныхъ въ маленькой цитадели. Мнѣ показали также и одного загорскаго патріота нашего, который такъ былъ строгъ и скупъ для себя и для домашнихъ своихъ, что жена его иногда не могла подать безъ него варенья и кофе гостямъ; ибо онъ и ей не всегда довѣрялъ ключи отъ провизіи. Но этотъ скупой человѣкъ жертвовалъ сотни лиръ на учрежденіе эллинскихъ школъ въ Загорахъ, на починку нашихъ сельскихъ дорогъ и мостовъ. Видѣть обоихъ этихъ людей было очень поучительно. Загорецъ былъ скупъ для себя и для всѣхъ людей, но щедръ для отчизны. Влахопуло былъ предатель отчизны своей, особенно когда его раздражали люди сильные противной ему партіи, но зато онъ былъ нерѣдко добръ и щедръ къ людямъ бѣднымъ, ко всѣмъ тѣмъ, кто не могъ или не хотѣлъ бороться противъ его вліянія.

Прежде всѣхъ другихъ знакомцевъ посѣтилъ отца моего его давнишній пріятель и сверстникъ, загорецъ Чувалиди, который былъ тогда уже предсѣдателемъ янинскаго торговаго суда. Про него мнѣ еще дорогой, подъѣзжая къ городу, отецъ сказалъ, что онъ далеко превзойдетъ въ хитрости и даже въ мошенничествѣ самого тульчинскаго болгарина Петраки Стояновича. Я не помню, писалъ ли я тебѣ тогда о немъ подробно? я не держу черновыхъ тетрадей, когда пишу къ тебѣ, мой другъ. Если я повторяюсь, прости мнѣ. Чувалиди былъ бѣденъ и вдругъ сдѣлался богатъ; онъ былъ сначала скромнымъ учителемъ, потомъ сталъ на время неважнымъ купцомъ; потомъ онъ скрылся изъ Эпира и вотъ вернулся теперь, въ тріумфѣ, предсѣдателемъ торговаго суда, вернулся чиновникомъ Порты, — такимъ чиновникомъ, который можетъ бороться съ консулами и съ которымъ самимъ пашамъ нерѣдко надо считаться! Все это чудо совершилось вотъ какъ. Одинъ соотчичъ Чувалиди, загорскій односелецъ его и добрый патріотъ, довѣрилъ ему отвезти на родину 400 лиръ золотыхъ для нашихъ общественныхъ нуждъ. Чувалиди ѣхалъ подъ вечеръ горами. Съ нимъ были слуги и турецкій жандармъ.

— Мнѣ дурно что-то, молодцы! — сказалъ онъ имъ, вдругъ останавливая мула. — Поѣзжайте вы впередъ тихо; я слѣзу и помочу здѣсь у ручья голову мою водой. — Люди удалились. Не прошло и десяти минутъ, какъ Чувалиди внезапно выбѣжалъ изъ-за скалы, разстерзанный, безъ фески, съ ужаснымъ выраженіемъ въ лицѣ и голосѣ, сталъ звать людей и кричать: «Стрѣляйте, ловите! Разбойники!.. Сюда! сюда!..» Когда люди подъѣхали, Чувалиди сказалъ имъ, что уже поздно, что разбойниковъ было всего двое и что они скрылись въ скалахъ неизвѣстно въ какую сторону. Онъ подробно описывалъ ихъ примѣты и объявилъ, что его ограбили… «Не своихъ денегъ мнѣ жалко! — прибавилъ онъ почти со слезами: — мнѣ жалко тѣхъ 400 лиръ, которыя я везъ для общественныхъ нуждъ!»

Ты скажешь: это невѣроятное безстыдство; ты можетъ быть не повѣришь этой молвѣ; однако такъ всѣ говорятъ объ этомъ дѣлѣ у насъ и всѣ знаютъ, что Чувалиди скоро послѣ этого сталъ торговать и богатѣть; потомъ прожилъ нѣсколько времени въ Константинополѣ, поступилъ тамъ на царскую службу и возвратился на родину, какъ я сказалъ, въ тріумфѣ и почетѣ, важнымъ чиновникомъ.

Какъ бы то ни было, но отца моего Чувалиди любилъ: — они еще съ дѣтства были дружны, и на второй же день нашего пріѣзда я увидалъ, что въ пріемную доктора вошелъ какой-то чисто и хорошо одѣтый человѣкъ, полный, средняго роста и пріятной наружности; вошелъ и, простирая объятія отцу моему, воскликнулъ: «Йоргаки! Это ты, мой бѣдный Йоргаки!» Отецъ дружески обнялъ его и казалось чрезвычайно былъ обрадованъ этимъ посѣщеніемъ.

Долго сидѣлъ онъ у отца моего, долго они бесѣдовали, и когда Чувалиди, наконецъ, ушелъ, отецъ мой провожалъ его до самой улицы, благодаря и еще разъ обнимая его. Держалъ себя Чувалиди, надо сказать, съ большимъ достоинствомъ, говорилъ очень хорошо, и самъ докторъ, который былъ такъ скупъ на похвалы грекамъ, сказалъ про него: «Очень умный человѣкъ! очень умный человѣкъ! Мало чести, но много ума, много начитанности и даже скажу остроумія… И даже скажу остроумія!» Впослѣдствіи, какъ ты увидишь, Чувалиди сталъ почти благодѣтелемъ нашей семьи. Онъ поддержалъ насъ въ такія тяжелыя минуты, въ которыя мы и отъ самыхъ благородныхъ людей не имѣли ни помощи, ни даже добраго совѣта!