Одиссей Полихроніадесъ

Опять мнѣ пришлось согласиться съ докторомъ. Я чувствовалъ, что онъ все возвышается и возвышается въ моихъ глазахъ; я не понималъ только того, что онъ хочетъ сказать своимъ аристократическимъ воспитаніемъ?

Развѣ не аристократы Куско-бей и другіе архонты? Роды ихъ — старые торговые роды Эпира; они богаты, имѣютъ хорошіе дома, начальствуютъ надъ ремесленниками и сельскими людьми, садятся у консуловъ въ пріемной, имѣютъ голосъ въ митрополіи и въ Портѣ…

Посмотримъ, что́ скажетъ объ этомъ г. Благовъ; когда пріѣдетъ, я, можетъ быть, рѣшусь спросить у него, если онъ попрежнему будетъ ко мнѣ благосклоненъ.

VI.

Консулы не подчиняются у насъ въ Янинѣ старому восточному обычаю, по которому живущій въ городѣ дѣлаетъ первый визитъ новопріѣзжему.

Они и тогда, когда сами вновь пріѣзжаютъ, и тогда, когда наши мѣстные люди послѣ нихъ прибываютъ въ городъ, ждутъ первыхъ посѣщеній отъ насъ. Между собой, какъ равные съ равными, они слѣдуютъ нашему примѣру; новый консулъ ждетъ дома посѣщеній отъ консуловъ, прежде его прибывшихъ въ Эпиръ. Исключеніе одно — паша. Къ нему какъ къ сановнику, гораздо ихъ высшему по чину, консулы ѣдутъ первые. У эллинскаго консула отецъ мой былъ вскорѣ послѣ пріѣзда своего, но не засталъ его дома. Не засталъ онъ дома и г. Бакѣева, который въ отсутствіе г. Благова управлялъ русскимъ консульствомъ. Я очень желалъ видѣть г. Бакѣева и посмотрѣть, какой онъ. На мое несчастіе, онъ даже самъ два раза заходилъ къ доктору, на первой же недѣлѣ послѣ нашего пріѣзда, но оба раза меня не было дома. Одинъ разъ меня увелъ къ себѣ на домъ старикъ, ходжа Сеферъ-эффенди, чтобы познакомить меня съ сынкомъ своимъ, Джемилемъ, очень милымъ юношей, моихъ лѣтъ; а другой разъ я, по приказанію отца, ходилъ кое-какія вещи покупать на базаръ.

Такъ я дней около десяти, думаю, прожилъ въ городѣ и не видалъ еще ни одного иностраннаго агента. На второе воскресенье отецъ сказалъ мнѣ: «Одѣнься и причешись почище: мы пойдемъ сегодня ко всѣмъ консуламъ». Онъ сказалъ мнѣ при этомъ еще, что г. Бакѣевъ много разговаривалъ съ нимъ, когда въ послѣдній разъ сидѣлъ у доктора, и приглашалъ его заходить почаще въ консульство; принялъ изъ рукъ его тѣ статистическія тетради, которыя мы заготовляли въ Загорахъ по просьбѣ г. Благова, и даже просилъ его совѣта по тяжбному дѣлу между однимъ турецкимъ беемъ и бѣдными христіанами.

— Я знаю коротко это дѣло; оно старое, оно возобновлялось при двухъ пашахъ, — сказалъ отецъ. — И Коэвино крѣпко просилъ меня объяснить г. Бакѣеву всю правду. Г. Бакѣевъ сказалъ мнѣ: «Я вамъ вѣрю. Я даже согласенъ показать вамъ ту записку, которую я составилъ объ этомъ дѣлѣ». Посмотримъ.

— Кто же этотъ бей? — спросилъ я у отца.

— Этотъ самый Абурраимъ-эффенди, котораго ты здѣсь видѣлъ, — отвѣчалъ отецъ.

— А какъ вамъ показался г. Бакѣевъ? — поспѣшилъ спросить я съ любопытствомъ.

Отецъ улыбнулся и подумалъ; потомъ сказалъ:

— Ни перваго нумера, ни самаго послѣдняго, а средняго. Не той выдѣлки, къ которой относится нашъ Благовъ, а подешевле. Вотъ самъ увидишь.

Я одѣлся и причесался не безъ волненія внутренняго; мнѣ было и пріятно и очень страшно, что я пойду теперь ко всѣмъ представителямъ европейскихъ державъ. Феска у меня была новая, но полосатый халатикъ мой (хотя тоже свѣжій и изъ хорошей матеріи) и верхняя широкая одежда моя изъ тонкаго сѣраго сукна меня очень тревожили и смущали. Ахъ, какъ я бы радъ былъ въ эту минуту самой дешевой европейской жакеткѣ. Бьпъ можетъ и консулы подумаютъ про себя то же самое, что Коэвино громко сказалъ: «Этотъ молодой малъчикъ носитъ «турецкій саванъ». Но, что́ дѣлать? Терпѣніе! Имя эллинскаго консула было г. Киркориди; многіе полагаютъ, что родной отецъ его былъ изъ армянъ. Онъ давно состоялъ на службѣ по разнымъ городамъ Турціи. Всѣ въ городѣ про него говорили, что онъ человѣкъ опытный, но слишкомъ осторожный, смирный и тяжелый и потому ни вреда, ни пользы большой никому не дѣлалъ. Онъ былъ вдовъ и жилъ скромно и уединенно, съ незамужнею дочерью, уже не слишкомъ молодою.

Жилище его было бѣдно и довольно пусто.

Мы увидали здороваго, свѣжаго, очень толстаго старика, степеннаго, солиднаго, дѣйствительно очень осторожнаго.

Принялъ онъ отца — не могъ я и понять — хорошо ли, худо ли. Какъ будто внимательно, а вмѣстѣ съ тѣмъ какъ будто и холодно. Отецъ тоже хитрый; началъ его испытывать понемногу. Это я сейчасъ же понялъ. Сперва онъ разсказалъ ему о своемъ затруднительномъ положеніи въ Тульчѣ и о томъ, что отъ англійскаго вице-консула Вальтеръ Гея видѣлъ больше защиты, чѣмъ отъ своихъ греческихъ консуловъ, и прибавилъ, что онъ и теперь очень боится бьть вынужденнымъ прежде времени отсюда уѣхать съ больными глазами.

— Да, непріятно, — говорилъ консулъ. И потомъ прибавилъ, вздохнувъ: — Турція!

Потомъ отецъ сталъ говорить про г. де-Леси, здѣшняго англійскаго консула.

— Я его давно знаю, — сказалъ отецъ, — онъ у меня домъ нанимаетъ. Старъ, ничѣмъ не занимается, кавасса своего, турка, говорятъ, во всемъ слушается.

На это консулъ нашъ отвѣчалъ:

— Да. Онъ въ лѣтахъ, это правда. — И только.

Отецъ опять: — Дѣлъ не любитъ.