Одиссей против хорьков. Веселое введение в финансовые рынки

Скепсис вполне уместен, когда начало и конец предприятия не вполне ясны, а середина непрестанно претерпевает изменения. В 1720 году система Ло рушится. Принц Конти, раздосадованный тем, что испытывает трудности с покупкой акций, отправляет гонца в Королевский банк с поручением обменять его банкноты обратно на золото. И хотя Ло отдает распоряжение выплатить Конти причитающуюся ему сумму, вмешивается герцог Орлеанский и удерживает деньги в пользу казны. Не самая лучшая идея, поскольку в банк тут же устремляется весь Париж, обуреваемый желанием избавиться от акций и банкнот. Ажиотаж меняет русло. Каждому вдруг становится ясно, что Королевский банк не в силах сдержать свое обещание в случае необходимости обменять ассигнации обратно на золото. Бумаги стремительно обесцениваются. В период с сентября 1719 по декабрь 1720 года официальный курс золота менялся 28 раз. Популярности бумажных денег это не способствовало, положение ухудшалось. В июле 1720 года начинаются массовые беспорядки. При попытке взять штурмом Королевский банк гибнут 15 человек.

Джон Ло – безрассудный мошенник, которому посчастливилось стать министром. У него достало смелости создать иллюзию с тяжелейшими реальными последствиями. Но мир обязан ему изобретением бумажных денег, введенных во Франции в качестве законного платежного средства во время его пребывания у власти, в 1717 году. Ло оплачивает долговые обязательства другими обязательствами (банкнотами), которые, в свою очередь, обеспечиваются очередными обещаниями (луизианским золотом). Во всей этой истории об обязательствах, которые невозможно будет ничем покрыть, о богатой экономической фантазии и слепой жадности бумажные деньги фигурируют как шанс для государства выплатить суммы, занятые в звонкой монете, с помощью всего-навсего фикции.

Но то наблюдение, что нехватка средств душит экономику, и мысль о том, что эту преграду можно преодолеть при помощи выпуска банкнот, не лишены оснований. С нынешней точки зрения наивной выглядит попытка установить доверие к бумажным деньгам, обеспечивая их при помощи безнадежно обесцененных акций. Их удается надежно ввести в оборот, лишь если есть уверенность, что денег не будет выпущено чересчур много. Для грамотного осуществления перехода от золота к бумаге Ло – не самый лучший министр, а Филипп Орлеанский – однозначно не самый лучший правитель. Джон Ло не обладает ни скепсисом, ни хладнокровной расчетливостью, ни скромностью, которая в мире финансов важна не меньше, чем дерзость, которой у него хоть отбавляй.

И вот его идеи довольно быстро вновь уходят в ту почву, которая их породила. Попытки внедрить бумажные деньги продолжаются, но практически всегда принимают дурной оборот: в какой-то момент ассигнаций оказывается выпущено больше, чем имеется в наличии драгметалла. Редко можно встретить учреждение, которое в силах было бы противостоять подобному искушению. Лишь 250 лет спустя в центральных банках золото и деньги окончательно будут разведены в разные стороны. Вот сколько времени требуется на то, чтобы вновь реабилитировать хорошую мысль, приведшую однажды к финансовой катастрофе. Сегодняшний мир нельзя себе и представить без необеспеченных денежных средств.

Последнюю на нашей памяти попытку обменять бумажные деньги на золото по установленному обменному курсу предприняли, по иронии судьбы, те же французы в 1971 году, осознав, что в целях финансирования войны во Вьетнаме Америка принялась печатать слишком много долларов и ее обещание в любой момент обменять доллар обратно на металл стало еще более невыполнимым, чем было раньше. Поскольку французы не прочь позлить американцев, они потребовали от них сдержать данное слово. И хотя из собственной истории им было ясно, что золотого запаса Америки они при этом так и не увидят, им по крайней мере доставляло удовольствие унизить своих лучших друзей. Американцы на требования Франции отреагировали точно так же, как в свое время герцог Орлеанский – на посланника принца Конти, и, отказавшись производить обмен, полностью перешли на бумажные деньги.

Нидерланды представляли собой грамотно управляемую общину. Купцы придерживались строгих правил, не страдая при этом ограниченностью, были уверены в себе и вместе с тем открыты миру, обладали финансовым чутьем и художественным вкусом. Франция же представляла собой государство, разваливающееся изнутри. Абсолютная власть монарха, созданная Ришелье, стала внешним ограничением по отношению к любому направлению общественного развития. То, что происходит на голландских биржах после 1602 года и на французских – после 1716-го, не отражает ничего иного, кроме как состояние общины на тот момент времени. Это словно картина нравов, написанная при помощи денег.