Одиссея

Слухи услышишь о нём, или где прорицанье узнаешь,

То, что от Зевса, оно людям верные вести приносит.

Пилос сперва посети: что там скажет божественный Нестор.

[285] После уж в Спарту плыви к светлокудрому ты Менелаю,

Так как последним домой он вернулся с войны из ахейцев.

Если услышишь, что жив твой отец, что домой он вернётся,

Год дожидайся его, терпеливо снося все обиды;

Если услышишь о том, что погиб он и нет уж надежды, –

[290] В милую землю вернись ты тогда, в дом отцовский, не медли.

Холм ты могильный ему возведи, честь воздав; и отпразднуй

Пир поминальный по нём. А затем выдай мать свою замуж.

После, как всё это ты надлежащим порядком устроишь, –

Крепко подумай, найди хитроумное верное средство,

[295] Чтобы тебе женихов, отчий дом твой заполнивших нагло,

В нём же самом погубить: явной силой ли, хитрым обманом.

Быть уж ребёнком нельзя, ты из детского возраста вышел!

Слышал, как славный Орест благородный покрыл себя славой?

Честь защищая, убил он Эгиста, которым так подло

[300] Был достославный отец умерщвлен его ради корысти.

Так же и ты, милый друг, – ты уж крепок, высок и прекрасен, –

Должно быть смелым теперь, чтобы имя в потомках прославить…

Время, однако, уж мне возвратиться на быстрый корабль мой.

Спутники, что меня ждут, в нетерпении, верно, уж злятся.

[305] Ты же теперь о себе позаботься, совет мой обдумав».

Так отвечал Телемах, рассудительный сын Одиссея:

«Добрый мой гость! Ты меня как отец наставляешь, для пользы.

Нет, не забуду теперь я твоих благосклонных советов.

Но подожди же ещё! Пусть и в путь ты торопишься, всё же

[310] В нашей купальне, прошу, услади прежде тело и душу.

С радостным сердцем потом унесёшь на корабль мой подарок

Дивный, богатый. Его поднесу я на добрую память.

Есть ведь обычай: дарить, расставаясь, на память подарки».

Так отвечала ему светлоокая дева Афина:

[315] «Нет, ты уж больше меня не держи: тороплюсь я в дорогу!

Ну а подарок, что мне поднести захотел ты сердечно,

Я на обратном пути, к вам заехав, приму благодарно,

Чтобы в свой дом увезти. И достойным подарком отвечу».

Это сказав, быстро тут светлоокая скрылась Афина,

[320] Будто бы птицею ввысь унеслась сквозь отверстие крыши.

Но поселила она в его сердце и твёрдость и смелость,

Память его об отце оживив с новой силой. И тут он

Затрепетал всей душой, угадав, что беседовал с богом.

Тотчас тогда к женихам подошёл он, божественный видом.

[325] Пел перед ними певец знаменитый. С глубоким вниманьем

Слушали песню его о печальном возврате из Трои

Храбрых ахеян: то им присудила Паллада Афина.

В верхнем покое своём вдохновенное пенье услышав,

Вниз Пенелопа сошла по ступеням высоким, поспешно,

[330] Старца Икария дочь многоумная. С нею спустились

Две из служанок её. Вот она, – среди женщин богиня, –

В залу неслышно вошла, где её женихи пировали,

И у колонны одной, свод державшей, тихонечко встала.

Справа и слева её две служанки почтительно встали.

[335] Щёки прикрыла она головною накидкой блестящей

И, со слезами, к певцу, что божественно пел, обратилась:

«Фемий! Известно тебе много песен, что радуют душу,

В них прославляют певцы и богов, и героев великих.

Спой же из них ты одну для собравшихся; будут в молчаньи

[340] Слушать все гости её за вином. Но прерви ту, что начал

Песню печальную ты: замирает в груди моей сердце,

Если я слышу ее. Ведь всех горше мне горе досталось:

Я о любимом скорблю до сих пор и его вспоминаю,

Мужа, что славой своей покорил и Элладу, и Аргос».

[345] Матери так возразил, рассудительный сын Одиссея:

«Милая мать, как же ты запретишь петь певцу? Ведь поёт он

Нам в удовольствие то, что в его пробуждается сердце.

В том не певец виноват, а лишь Зевс, посылающий свыше

Людям духовным и мысль и по воле своей вдохновенье.

[350] Значит, сердиться нельзя, что поёт он об участи горькой.

Люди охотнее ту хвалят песню, которую слушать

Снова и снова хотят, восхищаясь, как будто бы новой.

Мужеством сердце и дух ты наполни, заставь себя слушать.

Разве лишь царь Одиссей был лишён дня возврата из Трои?

[355] Множество также других знаменитых героев погибло.

Лучше иди и займись, как тебе подобает, хозяйством,

Прялкой и ткацким станком; наблюдай за работой служанок,

Чтоб не ленились они. Ну а речи – не женское дело.

Речи – для мужа! Теперь – для меня: ныне – я глава дома».

[360] Тут изумилась она и обратно уйти поспешила.

Сердце её поразил сын своей рассудительной речью.

В верхнем покое своём со своими служанками вместе

Плакала горько она о своем Одиссее, покуда

Сладостным сном веки ей не покрыла богиня Афина.

[365] А женихи между тем в потемневшем уж зале шумели

Споря о том, кто из них с Пенелопою ложе разделит.

С речью такой Телемах рассудительный к ним обратился:

«Слушайте вы, женихи моей матери, гордые люди!

Станем спокойно теперь веселиться. Спор шумный прервите!

[370] Молча прилично внимать пенью дивному мужа, который,

Голосом слух наш пленит, он в искусстве своём равен богу.

Завтра же утром вас всех призываю собраться на площадь.

Там принародно скажу вам в лицо, чтоб покинули дом мой

Незамедлительно все! О пирах своих сами заботьтесь,

[375] Тратя не наше, – своё, чередуясь своими домами.