Одиссея

Тою порой Одиссей с свинопасом божественным, рано
Встав и огонь разложив, приготовили завтрак. Насытясь
Вдоволь, на паству погнали свиней пастухи. К Телемаку
Бросились дружно навстречу Эвмеевы злые собаки;
⁵ Ластясь к идущему, прыгали дикие звери; услышав
Топот двух ног, подходящих поспешно, Лаэртов разумный
Сын, изумившийся, бросил крылатое слово Эвмею:
“Слышишь ли, добрый хозяин? Там кто-то идет, твой товарищ
Или знакомец; собаки навстречу бегут и, не лая,
¹⁰ Машут хвостами;[1191] шаги подходящего явственно слышу”.

Слов он еще не докончил, как в двери вошел,[1192] он увидел,[1193]
Сын; в изумленьи вскочил свинопас; уронил из обеих
Рук он сосуды, в которых студеную смешивал воду
С светло-пурпурным вином. К своему господину навстречу
¹⁵ Бросясь, он голову, светлые очи и милые руки
Стал у него целовать, и из глаз полилися ручьями
Слезы; как нежный отец с несказанной любовью ласкает
Сына, который внезапно явился ему через двадцать
Лет по разлуке — единственный, поздно рожденный им, долго
²⁰ Жданный в печали, — с такой свинопас Телемака любовью,
Крепко обнявши, всего целовал, как воскресшего; плача
Взрыд, своему господину он бросил крылатое слово:[1194]
“Ты ль, ненаглядный мой свет, Телемак, возвратился? Тебя я,
В Пилос отплывшего, видеть уже не надеялся боле.
²⁵ Милости просим, войди к нам, дитя мое милое; дай мне
Очи тобой насладить, возвратившимся в дом свой; доныне
В поле не часто к своим пастухам приходил ты; но боле
В городе жил меж народа: знать, было тебе не противно
Видеть, как в доме твоем без стыда женихи бунтовали”.

³⁰ Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:
“Правду сказал ты, отец;[1195] но теперь для тебя самого я
Здесь: повидаться пришел я с тобою, Эвмей, чтоб проведать,
Дома ль еще Пенелопа иль браком уже сочеталась
С кем из своих женихов, Одиссеево ж ложе пустое
³⁵ В спальной стоит одиноко, покрытое злой паутиной?”

Кончил. Ему отвечая, сказал свинопас богоравный:
“Верность тебе сохраняя, в жилище твоем Пенелопа[1196]
Ждет твоего возвращенья с тоскою великой и тратит[1197]
Долгие дни и бессонные ночи в слезах и печали”.

⁴⁰ Так говоря, у него он копье медноострое принял;
В дом тут вступил[1198] Телемак, через гладкий порог перешедши.
С места поспешно вскочил перед ним Одиссей; Телемак же,
Место отрекшись принять, Одиссею сказал: “Не трудися,
Странник, сиди; для меня, уж конечно, найдется местечко
⁴⁵ Здесь; мне очистить его не замедлит наш умный хозяин”.
Так он сказал; Одиссей возвратился на место; Эвмей же
Прутьев зеленых охапку принес и покрыл их овчиной;
Сын Одиссеев возлюбленный сел на нее; деревянный
С мясом, от прошлого дня сбереженным, поднос перед милым
⁵⁰ Гостем поставил усердный Эвмей свинопас, и корзину
С хлебом большую принес, и наполнил до самого края
Вкусно-медвяным вином деревянную чашу. Потом он
Сел за готовый обед с Одиссеем божественным рядом.
Подняли руки они к приготовленной пище; когда же[1199]
⁵⁵ Был удовольствован голод их сладким питьем и едою,
Так свинопасу сказал Телемак богоравный: “Отец мой,
Кто чужеземный твой гость? На каком корабле он в Итаку
Прибыл? Какие его привезли корабельщики? В край наш[1200]
(Это, конечно, я знаю и сам) не пешком же пришел он”.

⁶⁰ Так отвечал Телемаку Эвмей, свинопас богоравный:
“Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;
Он уроженец широкоравнинного острова Крита,
Многих людей города, говорит, посетил и немало
Странствовал: так для него уж судьбиною соткано было.[1201]
⁶⁵ Ныне ж, бежав с корабля от феспротов, людей злоковарных,
В хижину нашу пришел он; тебе я его уступаю;
Делай что хочешь: твоей он защите себя поверяет.

Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:
“Добрый Эвмей, ты для сердца печальное слово сказал мне;
⁷⁰ Как же могу я в свой дом пригласить твоего чужеземца?
Я еще молод; еще я своею рукой не пытался
Дерзость врага наказать, мне нанесшего злую обиду;
Мать же, рассудком и сердцем колеблясь, не знает, что выбрать,
Вместе ль со мною остаться и дом содержать наш в порядке,
⁷⁵ Честь Одиссеева ложа храня и молву уважая,[1202]
Иль наконец предпочесть из ахейцев того, кто усердней
Ищет супружества с ней и дары ей щедрее приносит;[1203]
Но чужеземцу, которого гостем ты принял, охотно
Мантию я подарю, и красивый хитон, и подошвы
⁸⁰ Ноги обуть; да и меч от меня он получит двуострый;
После и в сердцем желанную землю его я отправлю;
Пусть он покуда живет у тебя, угощаемый с лаской;
Платье ж сюда я немедля пришлю и с запасом для вашей
Пищи, дабы от убытка избавить тебя и домашних.
⁸⁵ В город ходить к женихам я ему не советую; слишком
Буйны они и в поступках своих необузданно-дерзки;
Могут обидеть его, для меня бы то было прискорбно;
Сам же я их укротить не могу: против многих и самый
Сильный бессилен, когда он один; их число там велико”.

⁹⁰ Царь Одиссей хитроумный ответствовал так Телемаку:
“Если позволишь ты мне, мой прекрасный, сказать откровенно, —
Милым я сердцем жестоко досадую, слыша, как много
Вам женихи беззаконные здесь оскорблений наносят,
Дом захвативши такого, как ты, молодого героя:
⁹⁵ Знать бы желал я, ты сам ли то волею сносишь? Народ ли[1204]
Вашей земли ненавидит тебя, по внушению бога?
Или, быть может, ты братьев винишь, на которых отважность
Муж полагается каждый при общем великом раздоре?
Если б имел я и свежую младость твою, и отважность —
¹⁰⁰ Или когда бы возлюбленный сын Одиссеев, иль сам он,
Странствуя, в дом возвратился (еще не пропала надежда) —
Первому встречному голову мне бы отсечь я позволил,
Если бы, им на погибель, один не решился проникнуть
В дом Одиссея, Лаэртова сына, чтоб выгнать оттуда
¹⁰⁵ Шайку их. Если б один я с толпой и не сладил, то всё же
Было бы лучше мне, в доме моем пораженному, встретить
Смерть, чем свидетелем быть там бесчинных поступков и видеть,[1205]
Как в нем они обижают гостей, как рабынь принуждают
Их угождать вожделениям гнусным в обителях царских,
¹¹⁰ Как расточают и хлеб и вино, беспощадно запасы
Все истребляя и главного дела окончить не мысля”.

“Добрый наш гость, — отвечал рассудительный сын Одиссеев, —
Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;
Нет, ни мятежный народ не враждует со мною, ни братьев
¹¹⁵ Также моих не могу я винить, на которых отважность
Муж полагается каждый при общем раздоре, понеже
В каждом колене у нас, как известно, всегда лишь один был
Сын; одного лишь Лаэрта имел прародитель Аркезий;[1206]
Сын у Лаэрта один Одиссей; Одиссей равномерно
¹²⁰ Прижил меня одного с Пенелопой. И был я младенцем
Здесь им оставлен, а дом наш заграбили хищные люди.
Все, кто на разных у нас островах знамениты и сильны,[1207]
Первые люди Дулихия, Зама, лесного Закинфа,
Первые люди Итаки утесистой мать Пенелопу
¹²⁵ Нудят упорно ко браку и наше имение грабят;
Мать же ни в брак ненавистный не хочет вступить, ни от брака
Средств не имеет спастись; а они пожирают нещадно
Наше добро и меня самого напоследок погубят.
Но, конечно, того мы не знаем, что в лоне бессмертных
¹³⁰ Скрыто. Теперь побеги ты, Эвмей, к Пенелопе разумной
С вестью о том, что из Пилоса я невредим возвратился.
Сам же останусь я здесь у тебя; приходи к нам скорее.
Но берегись, чтоб никто не проведал, опричь Пенелопы,
Там, что я дома: там многие смертию мне угрожают”.

¹³⁵ Так Телемаку сказал ты, Эвмей, свинопас богоравный:
“Знаю, все знаю, и все мне понятно, и все, что велишь ты,
Будет исполнено; ты же еще мне скажи откровенно,
Хочешь ли также, чтоб с вестью пошел я и к деду Лаэрту?
Бедный старик! Он до сих пор, хотя и скорбел о далеком
¹⁴⁰ Сыне, но все наблюдал за работами в поле и, голод
Чувствуя, ел за обедом и пил, как бывало, с рабами.
С той же поры, как пошел в корабле чернобоком ты в Пилос,
Он, говорят, уж не ест и не пьет, и его никогда уж
В поле никто не встречает, но, охая тяжко и плача,
¹⁴⁵ Дома сидит он, исчахлый, чуть дышащий, — кожа да кости”.

Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:
“Жаль! Но его, как ни горько мне это, оставить должны мы;
Если бы все по желанию смертных, судьбине подвластных,
Делалось, я пожелал бы, чтоб прибыл отец мой в Итаку.
¹⁵⁰ Ты же, увидевши мать, возвратись, заходить не заботясь
В поле к Лаэрту, но матери можешь сказать, чтоб немедля,
Тайно от всех, и чужих и домашних, отправила к деду
Ключницу нашу обрадовать вестью нежданною старца”.

Кончив, велел он идти свинопасу. Взяв в руки подошвы,
¹⁵⁵ Под ноги их подвязал он и в город пошел. От Афины
Не было скрыто, что дом свой Эвмей, удаляся, покинул;
Тотчас явилась богиня, младою, прекрасною, с станом
Стройно-высоким, во всех рукодельях искусною девой;
В двери вступив, Одиссею предстала она; Телемаку ж
¹⁶⁰ Видеть себя не дала, он ее не приметил: не всем нам
Боги открыто являются; но Одиссей мог очами
Ясно увидеть ее, и собаки увидели также:
Лаять не смея, они, завизжав, со двора побежали.
Знак головою она подала. Одиссей, догадавшись,
¹⁶⁵ Вышел из хижины; подле высокой заграды богиню
Встретил он; слово к нему обращая, сказала Афина:
“Друг Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,
Можешь теперь ты открыться и все рассказать Телемаку;
Оба, условяся, как женихам приготовить их гибель,
¹⁷⁰ Вместе подите немедля[1208] вы в город;[1209] сама я за вами
Скоро там буду, и мстительный бой совершим совокупно”.

Кончив, жезлом золотым прикоснулась она к Одиссею:
Тотчас опрятным и вымытым чисто хитоном покрылись
Плечи его; он возвышенней сделался станом, моложе
¹⁷⁵ Светлым лицом, посмуглевшие щеки стали полнее;
Черной густой бородою[1210] покрылся его подбородок.
Собственный образ ему возвративши, богиня исчезла.

В хижину снова вступил Одиссей; Телемак, изумленный,
Очи потупил: он мыслил, что видит бессмертного бога.
¹⁸⁰ В страхе к отцу обратяся, он бросил крылатое слово:
“Странник, не в прежнем теперь предо мной ты являешься виде;
Платье не то на тебе, и совсем изменился твой образ;
Верно, один из богов ты, владык беспредельного неба;
Будь же к нам благостен; золота много тебе принесем мы
¹⁸⁵ Здесь с экатомбой великой, а ты нас, могучий, помилуй”.

Сыну ответствовал так Одиссей, в испытаниях твердый:
“Нет, я не бог; как дерзнул ты бессмертным меня уподобить?
Я Одиссей, твой отец, за которого с тяжким вздыханьем
Столько обид ты терпел, притеснителям злым уступая”.

¹⁹⁰ Кончив, с любовью сына он стал целовать, и с ресницы
Пала на землю слеза — удержать он ее был не в силах.
Но — что пред ним был желанный отец Одиссей, не поверя, —
Снова, ему возражая, сказал Телемак богоравный:
“Нет, не отец Одиссей ты, но демон, своим чародейством
¹⁹⁵ Очи мои ослепивший, чтоб после я горестней плакал;
Смертному мужу подобных чудес совершать невозможно
Собственным разумом: может лишь бог превращать во мгновенье
Волей своей старика в молодого и юношу в старца;
Был ты сначала старик, неопрятно одетый; теперь же
²⁰⁰ Вижу, что свой ты богам, беспредельного неба владыкам”.

Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:
“Нет, Телемак, не чуждайся отца, возвращенного в дом свой;
Также и бывшему чуду со мною не слишком дивися;
К вам никакой уж другой Одиссей, говорю я, не будет,
²⁰⁵ Кроме меня, претерпевшего в странствиях много и ныне
Волей богов приведенного в землю отцов через двадцать[1211]
Лет. А мое превращение было богини Афины,
Мощной добычницы, дело; возможно ей все; превращен был
Прежде я в старого нищего ею, потом в молодого,
²¹⁰ Крепкого мужа, носящего чистое платье на теле;
Вечным богам, беспредельного неба владыкам, легко нас,
Смертных людей, наделять и красой, и лицом безобразным”.

Так он ответствовав, сел; Телемак в несказанном волненье
Пламенно обнял отца благородного с громким рыданьем.
²¹⁵ В сердце тогда им обоим проникло желание плача:
Подняли оба пронзительный вопль сокрушенья; как стонет
Сокол иль крутокогтистый орел, у которых охотник
Выкрал еще некрылатых птенцов из родного гнезда их,
Так, заливаясь слезами, рыдали они и стонали
²²⁰ Громко; и в плаче могло б их застать заходящее солнце,
Если бы вдруг не спросил Телемак, обратясь к Одиссею:
“Как же, отец, на каком корабле ты, какою дорогой
Прибыл в Итаку? Кто были твои корабельщики? В край наш
(Это, конечно, я знаю и сам) не пешком же пришел ты”.

²²⁵ Сыну ответствовал так Одиссей, в испытаниях твердый:
“Все я, мой сын, расскажу, ничего от тебя не скрывая;
Славные гости морей феакийцы меня привезли к вам;
Всех, кто их помощи просит, они по морям провожают.
Спал я, когда мы достигли Итаки, и сонный был ими
²³⁰ На берег вынесен (щедро меня, отпуская в дорогу,[1212]
Золотом, медью и платьем богатым они одарили:
Все то по воле бессмертных здесь спрятано в гроте глубоком).
Прислан сюда я богиней Афиной затем, чтоб с тобою[1213]
Вместе врагов истребление здесь на свободе устроить.
²³⁵ Ты же теперь назови женихов и число их скажи мне;
Должно, чтоб ведал я, кто и откуда они и как много
Там их, дабы, все подробно обдумав рассудком и сердцем,
Мы разрешили, возможно ль двоим, никого не призвавши
В помощь, их всех одолеть иль другие помощники нужны?”

²⁴⁰ Кончил. Ему отвечая, сказал Телемак благородный:
“Слышал я много, отец, о деяньях твоих многославных;
Как ты разумен в совете, какой копьевержец могучий —
Но о несбыточном мне ты теперь говоришь, невозможно
Двум нам со всею толпой женихов многосильных бороться.
²⁴⁵ Должен ты знать, что числом их не десять, не двадцать: гораздо
Более; всех перечесть их тебе я могу[1214] по порядку;
Слушай: пришло их с Дулихия острова к нам пятьдесят два,
Знатны все родом они, шесть служителей с ними; с Закинфа
Острова прибыло двадцать; а с темнолесистого Зама
²⁵⁰ Двадцать четыре: все знатных отцов сыновья; напоследок
К ним мы и двадцать должны из Итаки причесть, при которых
Фемий, певец богоравный, глашатай Медон и проворных
Двое рабов,[1215] соблюдать за обедом порядок искусных.
Если с такою толпою бороться одни мы замыслим,
²⁵⁵ Будет нам мщение горько, возврат твой погибелен будет;
Лучше подумай о том, не найдется ль помощник, который
Мог бы за нас постоять, благосклонно подавши нам руку?”

Сыну ответствовал так Одиссей, в испытаниях твердый:
“Выслушай то, что скажу, и в уме сохрани, что услышишь:
²⁶⁰ Если б Кронион отец и Паллада великая были
Наши помощники, стали ль тогда б мы приискивать новых?”

Кончил. Ему отвечая, сказал Телемак богоравный:
“Подлинно ты мне надежных помощников назвал; высоко,
Правда, они в облаках обитают; но оба не нам лишь
²⁶⁵ Смертным одним, но и вечным богам всемогуществом страшны”.

Сыну ответствовал так Одиссей, в испытаниях твердый:
“Оба они не останутся долго от нас в отдаленье
В час воздаянья, когда у меня с женихами в жилище
Царском последний Ареев расчет смертоносный начнется.
²⁷⁰ Завтра поутру, лишь только подымется Эос, ты в город
Прямо пойдешь; там останься в толпе женихов многобуйных.
Позже туда я приду с свинопасом Эвмеем под видом
Старого нищего в рубище бедном. Когда там ругаться
Станут они надо мною в жилище моем, не давай ты
²⁷⁵ Милому сердцу свободы, и что б ни терпел я, хотя бы
За ногу вытащен был из палаты и выброшен в двери
Или хотя бы в меня чем швырнули[1216] — ты будь равнодушен.
Можешь, конечно, сказать иногда (чтоб унять их буянство)
Кроткое слово, тебя не послушают; будет напрасно
²⁸⁰ Всё: предназначенный день их погибели близок; терпенье!
Слушай теперь, что скажу, и заметь про себя, что услышишь:[1217]
Я в ту минуту, когда свой совет мне на сердце положит
Втайне Афина, тебе головою кивну; то заметя,
Все из палаты, какие ни есть там, доспехи Арея
²⁸⁵ Вверх отнеси и оставь там, их кучею в угол сложивши;
Если ж, приметив, что нет уж в палате там бывших оружий,
Спросят о них женихи, ты тогда отвечай им: “В палате[1218]
Дымно; уж сделались вовсе они не такие, какими
Здесь их отец Одиссей, при отбытии в Трою, покинул:
²⁹⁰ Ржавчиной все от огня и от копоти смрадной покрылись.
Мне же и высшую в сердце влагает Зевес осторожность:
Может меж вами от хмеля вражда загореться лихая;
Кровью тогда сватовство и торжественный пир осквернится:
Само собой прилипает к руке роковое железо”.[1219]
²⁹⁵ Нам же двоим два копья, два меча ты отложишь и с ними
Два из воловьей кожи щита приготовишь, чтоб в руки
Взять их, когда нападенье начнем; женихам же, конечно,
Ум ослепят всемогущий Зевес и Афина Паллада.
Слушай теперь, что скажу, и заметь про себя, что услышишь:
³⁰⁰ Если ты вправду мой сын и от крови моей происходишь,
Тайну храни, чтоб никто о моем возвращенье не сведал
Здесь, ни Лаэрт, мой отец, ни Эвмей свинопас, ни служитель
Царского дома какой, ни сама Пенелопа; мы двое —
Ты лишь да я — наблюдать за рабынями нашими будем;
³⁰⁵ Также и многих рабов испытанью подвергнем, чтоб сведать,
Кто между ними тебя и меня уважает и любит,
Кто, нас забыв, оскорбляет тебя, столь достойного чести”.

Так, возражая отцу, отвечал Телемак многославный:
“Сердце мое ты, отец, уповаю я, скоро на самом
³¹⁰ Деле узнаешь; и дух мой не слабым найдешь ты, конечно.
Думаю только, что опыту всех подвергать бесполезно
Будет для нас; я об этом тебя убеждаю размыслить:
Много истратится времени, если испытывать всех их,
Каждого порознь, начнем мы тогда, как враги беззаботно
³¹⁵ Будут твой дом разорять и твое достояние грабить.
Но я желаю и сам, чтоб, подвергнувши опыту женщин,
Мог отличить ты порочных от честных и верных; рабов же
Трудно испытывать всех, одного за другим, на работе
Порознь живущих; то сделаешь после в досужное время,
³²⁰ Если уж подлинно знак[1220] ты имел от владыки Зевеса”.

Так говорили о многом они, собеседуя сладко.
Тою порой крепкозданный корабль, Телемака носивший
В Пилос с дружиной, приблизился к брегу Итаки. Когда же
В пристань глубокую острова судно ввели мореходцы,
³²⁵ На берег вздвинуть они поспешили его совокупной
Силой; а слуги проворные, судно совсем разгрузивши,
В Клитиев дом отнесли все подарки царя Менелая.
В царский же дом Одиссеев был вестник пловцами немедля
Послан сказать Пенелопе разумной, что сын, возвратяся,
³³⁰ В поле пошел, кораблю же прямою дорогою в город
Плыть повелел (чтоб о сыне отсутственном в сердце тревожась,
Плакать напрасно о нем перестала царица). Тот вестник
Встретился, путь свой окончить спеша, с свинопасом, который
С вестью подобной к своей госпоже Телемаком был послан.
³³⁵ К дому царя многославного оба пришли напоследок.
Вслух перед всеми рабынями вестник сказал Пенелопе:[1221]
“Прибыл обратно в Итаку возлюбленный сын твой, царица”.
Но свинопас подошел к Пенелопе и на ухо все ей,
Что Телемак повелел рассказать, прошептал осторожно.
³⁴⁰ Кончив рассказ и исполнив свое поручение, царский
Дом он оставил и в поле к свиньям возвратился поспешно.

Но женихи, пораженные, духом уныли; покинув
Залу, они у ограды высокого царского дома
Рядом на каменных гладких скамьях за воротами сели.
³⁴⁵ Так говорить им тогда Эвримах, сын Полибиев, начал:
“Горе нам! Дело великое сделал, так смело отправясь
В путь, Телемак, от него мы подобной отваги не ждали.
Должно нам, черный, удобнейший к бегу, корабль изготовив,
В нем мореходных; отправить людей, чтоб они убедили
³⁵⁰ Наших товарищей в город как можно скорей возвратиться”.

Кончить еще не успел он, как, с места на пристань взглянувши,
Только что к брегу приставший корабль Амфином усмотрел там;
Снасти и весла на нем убирали пловцы. Обратяся
С радостным смехом к товарищам, так он сказал: “Не трудитесь
³⁵⁵ Вести своей посылать понапрасну: они возвратились.
Видно, их бог надоумил какой иль увидели сами
Быстро бегущий корабль и настигнуть его не успели”.

Так он сказал; те, поднявшись, пошли всей толпою на пристань.
На берег скоро был вздвинут корабль чернобокий пловцами,
³⁶⁰ Бодрые слуги немедля сгрузили с него всю поклажу;
Сами ж на площади все женихи собрались; но с собою
Там никому заседать не дозволили. Так напоследок,
К ним обратясь, Антиной, сын Эвпейтов надменный, сказал им:
“Горе! Бессмертные сами его от беды сохранили!
³⁶⁵ Каждый там день сторожа на лобзаемых ветром вершинах
Друг подле друга толпою сидели; когда ж заходило
Солнце, мы, берег покинув, всю ночь в корабле быстроходном
По морю плавали взад и вперед до восхода денницы,
Тщетно надеясь, что встретим его и немедля погубим.
³⁷⁰ Демон тем временем в пристань его проводил невредимо.
Мы же над ним совершить, что замыслили вместе, удобно
Можем и здесь; он от нас не уйдет; но до тех пор, покуда
Жив он, исполнить намеренье наше мы будем не в силах;
Он возмужал и рассудком созрел для совета и дела;
³⁷⁵ Люди ж Итаки не с прежней на нас благосклонностью смотрят.
Должно нам прежде — пока он народа не созвал на помощь —
Кончить, понеже он медлить, как я в том уверен, не станет.
Злобой на нас разразившись, при целом народе он скажет,
Как мы его погубить сговорились и в том не успели;
³⁸⁰ Тайного нашего замысла, верно, народ не одобрит;
Могут, озлобясь на наши поступки, и нас из отчизны
Выгнать, и все мы тогда по чужим сторонам разбредемся.
Можем напасть на него мы далеко от города в поле,
Можем близ города выждать его на дороге; тогда нам
³⁸⁵ Все разделить их придется имущество; дом же уступим
Мы Пенелопе и мужу, избранному ею меж нами.
Если же вам не угоден совет мой и если хотите
Жизнь вы ему сохранить, чтоб отцовским владел достояньем, —
То пировать нам по-прежнему, в доме его собираясь,
³⁹⁰ Будет нельзя, и уж каждый особо, в свой дом возвратяся,
Свататься станет, подарки свои присылая; она же[1222]
Выберет доброю волей того, кто щедрей и приятней”.

Так говорил он; сидя неподвижно, внимали другие.
Тут, обратяся к собранью, сказал Амфином благородный,
³⁹⁵ Низов блистательный сын, от Аретовой царственной крови;
Злачный Дулихий, пшеницей богатый, покинув, в Итаке
Он отличался от всех женихов и самой Пенелопе
Нравился умною речью, благими лишь мыслями полный.
Так, обратяся к собранью, сказал Амфином благородный:
⁴⁰⁰ “Нет! Посягать я на жизнь Телемака, друзья, не желаю:
Царского сына убийство есть страшно-безбожное дело;
Прежде богов вопросите, чтоб сведать, какая их воля;
Если Зевесом одобрено будет намеренье наше,
Сам соглашусь я его поразить и других на убийство
⁴⁰⁵ Вызову; если ж Зевес запретит, мой совет: воздержитесь”.

Так он сказал, подтвердили его предложенье другие.
Вставши, все вместе они возвратилися в дом Одиссея;
В дом же вступив, там на стульях они поместилися гладких.

Но Пенелопа разумная, дело иное придумав,
⁴¹⁰ Вышла к своим женихам многобуйным из женских покоев;
Слух к ней достигнул о замысле тайном на жизнь Телемака:
Все благородный глашатай Медон ей открыл; и, поспешно,
Взявши с собой двух служанок, она, божество меж женами,
В ту палату вступив, где ее женихи пировали,[1223]
⁴¹⁵ Подле столба, потолок там высокий державшего, стала,
Щеки закрывши свои головным покрывалом блестящим.
Речь к Антиною свою обратив, Пенелопа сказала:
“Злой кознодей, Аптиной необузданный, словом и делом
Ты из товарищей самый разумнейший — так здесь в Итаке
⁴²⁰ Все утверждают. Но где же и в чем твой прославленный разум?
Бешеный! Что побуждает тебя Телемаку готовить
Смерть и погибель? Зачем ты сирот притесняешь,[1224] любезных
Зевсу? Неправ человек, замышляющий ближнему злое.
Иль ты забыл, как отец твой сюда прибежал, устрашенный
⁴²⁵ Гневом народа, которым гоним был за то, что, приставши
К шайке тафийских разбойников, с ними ограбил феспротов,
Наших союзников верных? Его здесь народ порывался
Смерти предать и готов у него был исторгнуть из груди
Сердце и все, что имел он в Итаке, предать истребленью;
⁴³⁰ Но Одиссей, за него заступившись, народ успокоил;
Ты ж Одиссеево грабишь богатство, жену Одиссея
Мучишь своим сватовством, Одиссееву сыну готовишь
Смерть. Удержись! Говорю и тебе и другим в осторожность”.

Тут Эвримах, сын Полибиев, так отвечал Пенелопе:[1225]
⁴³⁵ “О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа,
Будь беззаботна; зачем ты такой предаешься тревоге?
Не было, нет и не будет из нас никого, кто б помыслил
Руку поднять на убийство любимца богов Телемака.
Нет! И покуда я жив и покуда очами я землю
⁴⁴⁰ Вижу, тому не бывать, иль — скажу перед всеми, и верно
Сбудется слово мое, — обольется убийца своею
Кровью, моим пораженный копьем; Одиссей, не забыл я,
Брал здесь нередко меня на колени и мяса куски мне
Клал на ладонь и вина благовонного выпить давал мне.
⁴⁴⁵ Вот почему и всех боле людей я люблю Телемака.
Нет! Никогда он убийства не должен страшиться, по крайней
Мере от нас, женихов. Но судьбы избежать невозможно”.

Так говорил он, ее утешая, а мыслил иное.[1226]
Но Пенелопа, к себе возвратяся, там в светлых покоях
⁴⁵⁰ Плакала горько о милом своем Одиссее, покуда[1227]
Сладкого сна не свела ей на очи богиня Афина.

Смерклось, когда к Одиссею и к сыну его возвратился
Старый Эвмей. Он нашел их, готовящих ужин, зарезав
Взятую в стаде свинью годовалую. Прежде, однако,
⁴⁵⁵ Тайно пришед, Одиссея богиня Афина ударом
Трости своей превратила по-прежнему в хилого старца,
Рубищем жалким одевши его, чтоб Эвмей благородный
С первого взгляда его не узнал и (сберечь неспособный
Тайну) не бросился в город обрадовать вестью царицу.
⁴⁶⁰ Встретив его на пороге, сказал Телемак: “Наконец ты,
Честный Эвмей, возвратился. Скажи же, что видел? Что слышал?
В город обратно пришли ль наконец женихи из засады?
Или еще там сидят и меня стерегут на дороге?”

Так, отвечая, сказал Телемаку Эвмей благородный:
⁴⁶⁵ “Сведать о них и расспрашивать мне не входило и в мысли;
В городе я об одном лишь заботился: как бы скорее
Данное мне порученье исполнить и к вам возвратиться.
Шедши ж туда, я с гонцом, от ходивших с тобой мореходцев
Посланным, встретился — первый он все объявил Пенелопе;
⁴⁷⁰ Только одно расскажу я, что видел своими глазами:
К городу близко уже, на вершине Эрмейского холма,[1228]
Был я, когда быстролетный, в глубокую нашу входящий
Пристань, корабль усмотрел; я приметил, что было в нем много
Ратных; щитами, двуострыми копьями[1229] ярко блистал он;
⁴⁷⁵ Это они, я подумал: но правда ли? Знать мне не можно”.

Так он сказал. Телемакова сила святая блеснула
Легкой улыбкою в очи отцу, неприметно Эвмею.

Кончив работу и пищу состряпав, они с свинопасом
Сели за стол, и порадовал душу им ужин; когда же
⁴⁸⁰ Был удовольствован голод их сладкой едою, о ложе
Каждый подумал; и сна благодать ниспослали им боги.[1230]