Одиссея батьки Махно

— Подвернём к куму, — сказал Григорий, подворачивая коней к палисаднику небольшого дома под соломенной крышей. Соскочив с облучка, прошёл к воротам и постучал кнутовищем в калитку:

— Эй, кум Ерофей!

— Эге ж, — отозвался голос со двора. — Никак Григорий Иванович.

— Он самый, отчиняй.

Калитка открылась, показался улыбающийся, смущённый Ерофей.

— Чего все поховались как мыши? — спросил Григорий.

— Та мы ж думали опять житомирцы[3], ото ещё нам морока.

— Здравствуй, Ерофей, — подошёл Махно, протягивая руку. — Мы анархисты-коммунисты и приехали провести у вас митинг.

— Здравствуй, Нестор Иванович. Митинг-то хорошо. А то ведь ничего толком не знаем.

— Собирай народ.

— То мы мигом, — отвечал Ерофей и крикнул мальчишкам: — Эй, босота, живо по хатам. Скажите, приихалы анархисты-коммунисты, на митинг зовуть. Та шоб живо!

Воробьиной стаей разлетелись мальчишки, вопя в десятки глоток:

— Мужики-и, живенько на митинг... хисты-комисты приихалы-ы.

Выходили со дворов мужики, старые, молодые, бородатые и без, тянулись ниточкой к Ерофеевскому двору послушать «хистов-комистов». Мелькали и цветастые платки женщин. Деревня любопытна, всякий приезжий ей интересен.

Махно счёл неудобным самому представляться, называть свою должность, поэтому велел Лютому:

— Исидор, открой митинг.

Взобравшись на тачанку, Лютый, откашлявшись, произнёс:

— Митинг считаю открытым, предоставляю слово председателю гуляйпольской группы анархистов-коммунистов Нестору Ивановичу Махно, нашему первому революционеру, всю жизнь положившему на борьбу с царским самодержавием и за это пострадавшему десятилетней каторгой. Пожалуйте, товарищ Махно.

— Товарищи крестьяне, мы приехали к вам, чтобы рассказать об анархистах, главных защитниках трудового народа. Все сословия сейчас создают свои партии, чтобы защитить свои интересы. Например, монархисты стоят за царя. Их цель вернуть царя к власти. Конституционные демократы, или, сокращённо, кадеты, хотят отдать власть капиталистам. Социал-демократы ратуют за демократическую республику. Как видите, все партии рвутся к власти. Только мы — анархисты, говорим, что любая власть — враг трудящихся.

Он красочно рисовал крестьянам картину такой благодати, когда не будет ни помещиков, ни полиции, ни тюрем; когда они станут полными хозяевами и земли и продуктов своего труда.

Махно видел, как оживились лица крестьян при упоминании о безвластье — вековечной затаённой мечте землепашца.

— Ото вы гарно растулмачили нам, товарищ Махно, за партии, — заговорил бородатый мужик. — Но коли не будет власти, кого ж тоди слухать?

— А вот вы здесь в вашем селе соберётесь, вот как сейчас примерно, выберете из своих самого мудрого человека, а лучше несколько. Вот этот совет, состоящий из вас же, и станет вашей властью.

— Значит, всё ж властью?

— Да, властью, но не той, наверху, которая правит, не считаясь с вашими интересами, а зачастую и не желает показываться вам, а той, которая не только правит, но и вместе с вами трудится на земле, ест из одного с вами котла, знает ваши нужды.

Вздыхали мужики, переглядывались многозначительно, словно примеряя друг друга к будущей власти. Трудно думали, пытались понять. Интересовались:

— Ну а ежели этот выборный заломит оглобли, вообразит о себе, начнёт выкомаривать.

— Прогоните и всё. У вас главная власть будет вот такой сбор, как сейчас например. Не угоден народу — пошёл вон. Царя вон выперли, а деревенского голову не управитесь что ли?

Так начался агитационный рейд Махно по деревням. Почти везде крестьяне благодарили товарища Нестора, что он не забыл о них, просветил. И желали анархо-коммунистам «добрых поспихов».

Понимая, сколь важны эти митинги для завоевания авторитета среди крестьян, Нестор сразу наказал своим сопровождающим:

— Не смейте ничего воровать или отбирать у крестьян, сильничать. Кого замечу, ей-ей застрелю.

Останавливаясь на ночлег в какой-либо деревне, располагаться старались в одном или двух соседних дворах, и Махно обязательно расплачивался с хозяевами за постой, еду и фураж для коней. Некоторые крестьяне отказывались:

— Что вы, товарищ Махно, спасибо, что уважали. Какие деньги?

Нестор не настаивал, но обязательно благодарил:

— В таком случае большое спасибо, товарищ, за стол и крышу.

В пути поучал своих спутников:

— Запомните, крестьяне уважение ценят выше денег. Это вам не город загребущий.

Более двух недель промотался Махно по деревням уезда, проводя митинги, беседуя с крестьянами, разъясняя им цели анархистов-коммунистов, отвечая, как умел, на вопросы. Спутники за глаза язвили по адресу своего начальника:

— Славненько справляет медовый месяц наш жених.

Но и по возвращении в Гуляйполе Нестору не удалось передохнуть. К ним в секцию явилась знаменитая Мария Никифорова в кожанке, папахе-кубанке набекрень, с револьвером в жёлтой кобуре, в сопровождении дюжих хлопцев.

— Здравствуй, товарищ Махно, — приветствовала она Нестора хрипловатым, но довольно приятным контральто. — Вот приехала к тебе со своими черногвардейцами. Слыхала, что-то вы тут закисаете.

— Не понял, Мария. Объясни.