Одиссея батьки Махно

Бюро анархистов, руководимое неутомимым и неугомонным Махно, всё надёжнее завоёвывало симпатии трудящихся. В помещении, где располагался штаб анархистов-коммунистов, всегда было людно. На стене висели три портрета: Бакунина, Кропоткина и Александра Семенюты; последний был выполнен местным художником. В углу стояли чёрные знамёна. На стене висели плакаты: «Анархия — мать порядка!» и «Любое государство — враг трудящихся!». На столах и в шкафу были навалены книги и журналы со статьями известных анархистов. Махно искренне радовался, когда ими начинала интересоваться молодёжь и особенно когда задавали ему вопросы по анархистскому движению. Здесь как настоящий пропагандист он начинал с истории вопроса, доказывая ненужность и даже вредность любой власти для трудящегося человека. И был настолько убедителен, что нередко молодые люди просили:

— Нестор Иванович, запишите нас в анархисты.

Евдокия Матвеевна, гордившееся тем, что её младший сын стал заметным человеком в Гуляйполе, несколько огорчалась тем, что Нестор совсем забывает о личной жизни.

— Сынок, ты Настю видел? Она ж тебя столько лет ждала.

— Да, да, мама, завтра обязательно сбегаю на Бочаны.

А вскоре уже играли свадьбу, на которой помимо родных братьев и невесток присутствовало и несколько анархистов. Брат Сава в складчину с Григорием подарили молодожёнам двух овец, Емельян — гусака с гусыней, а анархист и отчаюга Александр Лепетченко — маузер с наказом:

— Это тебе, Нестор, от имени анархистов-коммунистов для борьбы с буржуями — угнетателями народа.

От этого подарка жених был в восторге.

— Спасибо, Саша, вот угодил так угодил, — и тут же поинтересовался: — А патроны? Всего обойма?

— Что ты. Я в сенцах их поставил полведра.

Музыкой ублажал свадьбу Антон Матросенко, наяривая на гармошке любимые вальсы Махно «Амурские волны» и «На сопках Манчжурии». При звуках последнего начал плакать Емельян, вспоминая тяжёлые бои в Манчжурии.

И сразу же по знаку Нестора понятливый Антон ударил разухабистый весёлый мотив и пел что-то смешное:

— Эх, запрягу я кошку в ложку.
Таракана в тарантас,
Прокачу свою милашку
Добрым людям на показ.

От песен и плясок дребезжали стёкла в окнах. Изрядно упившиеся гости громко разговаривали, мало друг друга слушая. Только присмиревшая невеста молчала и даже не притрагивалась к рюмке с самогоном. О ней словно все забыли, лишь Евдокия Матвеевна, встречаясь с ней взглядом, ласково и ободряюще кивала: «Терпи, доченька, чего с них возьмёшь».

По обычаю, жениху не полагалось напиваться, дабы сохранить силы для первой брачной ночи, но Махно по части выпивки не отставал от гостей. И достаточно опьянев, наконец, поднялся из-за стола:

— Надо испытать подарок, — и взмахнул маузером.

— Сынок, да ты что, — всполошилась Евдокия Матвеевна.

— Я в сарае, мама, — успокоил Махно и, выбравшись из-за стола, пошатываясь, пошёл к выходу. За ним, одобрительно гомоня, потащились анархисты: «Испытать, испытать!»

Задержался несколько Лепетченко, схватив вилку, он проткнул на тарелке солёный огурец и, склонясь через стол к невесте, сказал с угрозой:

— Гляди, Настя, отобьёшь Нестора от дела, пощады не жди. Да не вздумай ему вякнуть...

Сунув огурец в рот, захрустел им нарочито громко, словно уже жевал несчастную жертву, и бросив вилку на стол, отправился вслед за Махно.

Ни жива ни мертва сидела невеста, она знала крутой нрав первого гуляйпольского хулигана. По слухам, когда полицейские окружили избу с заседавшими там анархистами, именно Александр пустил пулю в своего отца урядника Лепетченко, командовавшего осадой. И убил его наповал.

Под одобрительные возгласы соратников почти две обоймы расстрелял Нестор в сарае, целя в столб, подпиравший матицу. Не сделал ни одного промаха. Пряча маузер в кобуру, молвил удовлетворённо:

— Отличная вещь. И только.

Евдокия Матвеевна надеялась, что женитьба хоть как-то остепенит Нестора, привяжет к дому, к семье. Однако уже через день после свадьбы Махно засобирался ехать по деревням.

— Куда ж ты, сынок, от молодой-то жены?

— В сёлах ничего не знают о нашем движении, мама. Надо знакомить крестьян с анархизмом. В революцию только мы и сможем их затащить.

Махно хотел ехать по деревням один, но друзья решительно воспротивились:

— Ты что, Нестор, в уезде по дорогам разбойничают.

— Но у меня маузер.

— Нет, нет, — особенно настойчивы были Лютый и Лепетченко. Именно они собрали и вооружили более десятка молодых анархистов для сопровождения Махно.

Запрягли пару коней и ранним утром выехали в Воздвиженку. За кучера сидел Григорий Махно, сунувший под облучок двуствольный обрез.

Сопровождение скакало верхом, позвякивая трензелями, поблескивая ножнами шашек и кобурьем пистолетов.

В Воздвиженке, при появлении столь необычного отряда, взрослое население попряталось, однако босоногие мальчишки бежали за тачанкой, резонно полагая, что уж им-то ничего худого не будет.