Бедные учителя и преподаватели ломали голову: «Зачем? Для чего?» Кто-то пытался утаить самых маленьких. Но полз слух, что за утайку можно и расстрел схлопотать, поэтому иные со слезами вписывали всех и с трепетом вели детей по указанному адресу. А там неожиданно рыжий махновец, справившись по списку, спрашивал:
— Це ваши дити? Скоко хлопну?
— Двенадцать.
— Адивичне?
— Десять.
— Держить. Це хлопцу на костюм, а це дивчине на платье.
— Сколько?
— Чего сколько?
— Платить надо сколько?
— Вы шо з луны свалились? Це батко велив усих учительских диток наделить манухвактурой бесплатно. Ведомо в вас же грошей нема, коли у училок воны булы?
Оружия теперь стало столько, что махновцы начали ещё и копаться «шо взяты»:
— Ни, мэне вон той карабин «ли метфорд» дайте.
— А мэне вон ту американьску «спрингфильд».
— Возьми вот французскую «лебель», глянь какая прикладистая.
— Ни, лепш «спрингфильд» к ему наши патроны в аккурат.
Проезжая села, махновцы раздавали крестьянам винтовки вместе с листовками Волина, призывавшего всех вооружаться против главных врагов «золотопогонников».
Зерно с захваченных в Мариуполе двух барж Махно распорядился вернуть беднейшим крестьянам, у которых оно было отобрано.
В Ставке Деникина в Таганроге поднималась паника. Слушая доклад генерала Романовского, Антон Иванович хмурился:
— Как, уже взяли Новониколаевку? Помилуйте, это же в 65 верстах от Таганрога.
— Да, ваше превосходительство, — подтверждал начальник штаба.
— Снимайте с фронта корпус Мамонтова.
— Но, ваше превосходительство...
— Снимайте и бросайте на этот внутренний фронт. Слащёв не потянул, Май-Маевский тоже не справился.
— Бандиты пытаются взять Волноваху.
— Усильте гарнизон. Там артсклад армии, если его захватят, фронт будет обезоружен. Ничего не понимаю, почему этот бандит бьёт наши лучшие части?
— Говорят, у него в штабе опытный немецкий генерал, ваше превосходительство.
— Дожили. Генерал помогает бандитам. Впрочем, от немцев этого следовало ожидать. Сами под собой зажигают бикфордов шнур. Где логика?
ЧЕТВЁРТАЯ ЧАСТЬ
КОМИССАРОДЕРЖАВИЕ
Если будут случаи грабежей в Красной армии,
то их следует сваливать на махновцев.
Подступившим под Тулу деникинцам невольно приходилось сбавлять напор, поскольку лучшие кавалерийские части срочно перебрасывались на юг, где полыхало пламя третьей Украинской революции и некий «бандит Махно» резал все коммуникации, словно семечки щёлкал города и, что самое страшное, везде, даже в самых малых сёлах, устанавливал Советскую власть.
Сам батько, дав своим хлопцам «недельный передых», пьянствовал в Гуляйполе на свадьбах, гудевших каждый день в разных концах села. Везде Махно был самым почётным и желанным гостем, чтоб никого не обидеть, старался побыть у всех, оттого и не просыхал. Пел вместе со всеми, плясал, играл на гармошке. А на свадьбе у повстанца Максима Коростылева, выйдя во двор, направился к будке злого до бешенства цепного кобеля и, несмотря на предупреждение хозяев: «Он вас разорвёт!», отцепил его. И повёл с собой в хату, говоря:
— Получивший волю не тронет своего освободителя. Верно, Серко?
И кобель, пред тем кидавшийся на всех, лежал у ног батьки, дивя своих хозяев: «Серко, да ты ли это?»
Белаш, вызванный Нестором, дабы решать важные вопросы, застал в хате лишь его жену. Она была очень расстроена.
— Где Нестор?
— Где ж ему быть, на очередной свадьбе. Он совсем спятил, ваш батько. Хватает гармошку и начинает петь похабные частушки, а у меня ж в селе ученики. Мне хоть в землю провались. Стыдобища. Вон, кажется, плетётся. Выйдите, послушайте.
Белаш вышел во двор, прошёл к калитке и действительно увидел покачивающегося батьку, бредущего к дому с гармошкой и поющего на всю улицу.
Нестор, увидев Белаша, радостно замахал ему рукой:
— Витя, где ж тебя носит? Что у тебя?
— Ты проспись, протрезвей тогда и о деле говорить будем.
— Для дела я мигом протрезвею.
Махно вошёл в ограду, крикнул:
— Галя, принеси, серденько, ведро с водой.
Жена вышла с ведром.
— Отдай его Виктору, а сама добудь рассольчику.
Скинув френч и рубашку, Нестор приказал Белашу:
— Лей, Виктор, на голову и спину прихватывай.
Белаш лил холодную воду, Нестор кряхтя встряхивал головой, вздрагивал всем телом:
— Ах, хорошо, ах славненько. Веришь, замучили свадьбами. И всем батьку подавай. А у меня ж не три горла. Не приди — обидятся. Не выпей — осерчают. Тебе хорошо, сидишь в штабе, квасок попиваешь.
Ну что, как там дела у Калашникова? Взял он Екатеринослав?
— Нет ещё. Топчется у Кривого Рога.
— Что так?
— Звонил я ему, спрашивал: в чём дело. Разобиделся наш комкор, отобрали, видишь ли, у него конницу.
— Я ему пообижаюсь, я ему пообижаюсь. Ишь ты, красная девка.
— Ты знаешь, 2-й полк пошёл на Синельниково, и думаешь, кого встретил? Угадай?
— Ладно. Говори, я, чай, не цыганка, чтоб гадать.
— Петренко-Платонова с группой.
— Петро? О-о, жив курилка. Где он пропадал?